Новая Эра
Шрифт:
– Еще в ту ночь, – ответил Толик. – Беспредел полиции подтолкнул меня к этому.
Парни направились к арке, оставив Бориса, Вику и Ксюшу сидеть на лавочке. Первые десять минут никто не издал и звука. Все были напряжены, особенно Ксюша. Почему Философ не доверяет Стасу? Каким бы преданным полицейским он не был, парень всегда помогал друзьям, выслушивал их, наставлял. Почему Философ так поступает с ним? Он не достоин даже знать о планах революционера? Ксюшу чуть ли не подмывало позвонить Стасу и рассказать обо всем, однако ее что-то останавливало. Может, это была гордость? Философ попросил молчать, а Ксюша не из тех
Тишину нарушил Борис:
– Что думаете?
– Да хрен его знает, – сказала Ксюша. – Мне страшно даже об этом подумать.
– Да, но… – начала Вика. – Если честно, то я с ним согласна. Со временем режим будет только ужесточаться. Недалеко тот день, когда Матвеев захочет изменить конституцию. Назовет себя царем и отправит нас на заводы пахать.
– Ага, на плантации тростник собирать, – с сарказмом ответил Борис.
– Сегодня такое хорошее настроение было, а Философ его испортил, – проговорила Ксюша.
– Хорошее настроение? – спросила Вика. – Что-то произошло?
– Много чего, – ответила девушка, не желая делиться своими эмоциями. Ей сейчас было не до этого. Голова ее пухла от размышлений. Философ посеял в ней семя сомнения. Ксюша боялась, что оно разрастется до небывалых размеров.
– Ну, говори же, – настаивала Вика.
– Мне пора домой, – прервала ее Ксюша. – До завтра.
Девушка подорвалась с места и направилась к арке.
– Что это с ней? – спросил Борис.
– Да черт ее знает. Сегодня целый день происходит какой-то хаос.
По дороге домой Ксюша обдумывала слова Философа. Она понимала все безрассудство парня, но и его стремление к лучшей жизни были ей по душе. Она вспоминала бабушку, которая безумно любит Матвеева, чуть ли не боготворит его. Для нее президент – герой. Она легко закрывает глаза на непонятные законы, который ничем не помогают народу. Бабушка готова прощать Матвееву все лишь из-за его небрежного подарка в виде квартиры. Ведь Ксюша прекрасно все понимает, даже в детстве, после смерти отца, она не воспринимала квартиру как подарок. Для нее несколько десятков квадратных метров были не что иное, как замаливание греха. Однако со стороны президента это было что-то вроде благотворительности. Чушь, ничего более. Это как купить сосиску бездомной собаке. Она съест ее и будет благодарна тебе до конца жизни, а ты уже завтра о ней забудешь.
Девушка зашла в квартиру, скинула с себя обувь и прошла в кухню. Дед, как всегда, что-то мастерил. Сегодня он собирал модель самолета из картона. Ксюша поставил чайник на плиту и села напротив деда.
– Ты чего, внучка? Устала на работе?
– Да, немного.
– Если хочешь, могу тебе налить медовухи. Сам готовил, – улыбнулся дед.
– Нет, спасибо. Сегодня мне хватит.
– Так ты уже накидалась? – дед поднял на нее взгляд.
– Да нет же, – улыбнулась Ксюша.
Дед был единственным человеком, который мог поднять ей настроение одной фразой. Она его очень сильно любила. Даже бабушку не так сильно, как деда. Когда умер отец, дед был рядом с ней чуть ли не каждую свободную минуту. Он старался огородить ребенка от жестокого мира.
– Ксюш, я же могу налить, ты же знаешь, – подмигнул дед.
– Дедуль, я чай попью и пойду к себе в комнату.
– Могу в чай немного плеснуть, – говорил дед, пытаясь приклеить часть крыла к основе модели.
– Не
– Ну и зря. Тогда мне налей, я за тебя выпью.
– Ты как всегда, – рассмеялась Ксюша.
Она налила дедушке рюмку медовухи, а себе заварила чаю.
– Как день прошел? – спросил дедушка. – Много людей спасла?
– Я ж простая медсестра, – сказала Ксюша и следом добавила: – Пока что.
– Пока что? А что будет дальше?
– Мне Евгений Степанович пообещал, что я проведу с ним операцию.
– Да ну? Поздравляю, внучка! И когда это будет?
– Пока еще не знаю. Надеюсь, как можно раньше.
– Тогда за тебя! – проговорил дед и выпил рюмку медовухи.
– Ты че там, опять бухаешь?! – закричала бабушка со стороны зала.
– Не бухаю, а успокаиваю нервы! – крикнул ей в ответ дед. – Ты мне их так расшатала, что на них можно кататься, словно на качелях.
Ксюша улыбнулась.
– Ах ты, черт неблагодарный! – крикнула в ответ бабушка.
– Вот именно. На тебя только черти и ведутся! – проговорил дед.
– Так вот один повелся и испортил мне жизнь!
Ксюша старалась сдержать себя. Лишь бы не заржать, а то бабушка обидится. Девушка поцеловала деда, взяла чашку и пошла с ней в комнату. Бабушка не отлипала от экрана телевизора. Снова на главном канале жирное лицо Матвеева. Ксюша хотела разбить этот гребаный ящик и выкинуть остатки в окно. Но вместо этого зашла в комнату, закрыла дверь, поставила чашку на стол и переоделась. Слова Философа до сих пор вертелись в ее голове. Она вспомнила, сколько дед получил пенсию в том месяце. Тринадцать тысяч рублей. Смех, да и только. Ксюша села за стол и сделала глоток чая. Нужно было соглашаться на медовуху, подумала она.
Девушка достала небольшой ежедневник из нижнего шкафчика. Смерть отца очень сильно ударила по состоянию ребенка. Ксюша не видела красок в жизни. В школе детский психолог посоветовал ей вести дневник и перечитывать заметки прошедших дней. Так черно-белые дни Ксюши окрашивались в цвета радуги. Со временем она поняла, что ее жизнь не настолько серая, какой могла бы быть. Она уже давно вырвалась из этого состояния, однако привычка вести дневник осталась.
Богема
На широкой плазме, висящей прямо напротив стола из красного дерева, мелькало лицо ведущей новостей. Голос ее резал слух Матвееву. Он сидел за столом, в правой руке держал бокал с пятидесятилетним коньяком, а в левой бумагу, которую очень пристально изучал.
– Матвеев пообещал со следующего года поднять пенсии, только сумма, которую он пообещал, возмутила пенсионеров. Передаю слово нашему корреспонденту Арнольду, – сказала девушка из телевизора.
Матвеев перевел взгляд на экран. Его всегда бесила эта выскочка из канала «Обзор». Ее идеально прямые волосы, белоснежные зубы, чистая кожа. Так не могут выглядеть люди. Абсолютно у каждого из них есть изъян. Может, она прячет его за красивой этикеткой? Лицо ведущей исчезло. На экране появился мужчина. Матвеев сразу заметил, что он еврей. Курчавые рыжие волосы, очки в роговой оправе, костюм, который совершенно ему не шел. Матвеев не был антисемитом. Напротив, его главным помощником был мужчина из Тель-Авива. Однако лицо Арнольда было ему противно. Может, это все из-за его лопоухости?