Новая Эра
Шрифт:
– Это сделали лучше для меня.
– Да откуда ты это всё берёшь? Из промытого всякой ерундой мозга! Они в тебе человека убили! Только человек может волноваться за другого, переживать, любить. У тебя есть дети?
– Сейчас в базе данных уточню… Да, есть. У меня дважды была взята яйцеклетка. Одна до сих пор заморожена, а вторая была оплодотворена 19 лет назад.
– Можешь представить, ведь то, что получилось от твоей яйцеклетки, это частичка тебя. Ты можешь сделать всё, что только можешь для неё? А вот если это был мальчик, то эта частичка тебя
– Я… я, конечно, люблю… – заволновалась 817-ая.
– Ты даже не знаешь кто это. Как ты можешь любить того, кого не знаешь?
– В этом центре моя знакомая работает, сейчас выясним.
Мы вернулись в здание. По лестнице на второй этаж. Рядами на кушетках лежат тела мужчин, подключенные трубками из вен на руках к аппаратам.
– Что с ними? – спросил я.
– Гормоны и витамины из их крови для нас вырабатывают. Нашему мозгу не только ведь кислород требуется.
– Нет, это вы монстры. Мало того, что мужчин убиваете, ещё из них и все соки выжимаете. Что бы ты сказала, если бы ты была на моём месте, а женщины лежали так и из них высасывали всё что нужно? Может у тебя вырастили сына, а из того, что от него осталось, выжимают соки до последней капли. Тебе, наверное, приятно всё это видеть?
Волнения 817-ой возросли многократно. Она сильно ускорилась. В конце комнаты на стуле сидела, по всей видимости, та самая знакомая.
– Привет 102-ая. Можно мне уточнить по моей оплодотворённой яйцеклетке, а то в общих данных этой информации нет.
– Вообще то не положено, но сейчас гляну. – ответила 102-ая, перебирая в голове: Так… Есть, нашла… Вырастили девочку…
– Очень хорошо. – с облегчением выдохнула 817-ая.
– 1721…
У 817 подкосились ноги. Я еле успел её подхватить:
– Та самая, которая сегодня танцевала?
– Как? За что? Она ведь ничего такого не сделала. Я сейчас старейшине просьбу отправлю…
Тут её перебила 102-ая:
– Ты хочешь, чтобы и ты и я пострадали? Эта информация, про яйцеклетки, инкубационные данные может только старейшина запросить. За разглашение информации сторонним – отбраковка. Мне как-то не очень хочется на грядках пеплом лежать из-за тебя и вместе с тобой…
Тут я, иронизируя, вставил своё слово:
– Хорошая дочка была, человечная… Самое главное: честно её забраковали, справедливо, наверно… Правда?
817-ая закрыла лицо ладонями:
– Что же мне теперь можно сделать?
102-ая:
– Ничего… Приговор уже привели в исполнение. Кассета с мозгом кремирована, очищена. Тело подготавливают к перемещению.
Я спросил у 102-ой:
– Пепел к вам сюда доставят? Удобрение же.
– Да. – настроение видимо тоже испортилось.
– Можешь его отдать нам?
– Да… Такое дело, как внесение удобрений в почву не отслеживается.
– Спасибо…
Я усадил 817-ую на стул. Если бы у неё было бы человеческое тело, то сердце бы просто остановилось.
– Это не справедливо… Почему сейчас? Это ты виноват! Почему именно ты появился у меня?
– Наверное, ты забыла, что меня
– Я не хочу быть завтра на перемещении. Это тело отобрали у моей дочки.
– Явка обязательна. – напомнила 102-ая.
Я немного поразмыслив:
– Ну, вообще-то, это было не её тело, оно ей по наследству от другой досталось…
Наступила минута тишины и переживаний.
– Можно узнать, какое тело принадлежало ей? – спросил я у 102-ой
– Секунду… Да оно тут в теплице на работах.
– 817-ая, не хочешь взглянуть. Половина её всё ещё жива, хоть и не основная…
– Сектор 14, грядка с капустой…
Я с 817-ой пошли обратно в теплицу, дошли до сектора 14. Вот она грядка с капустой, вот она плоть и кровь 817-ой…
– Она прекрасна. – начал я: Вылитая ты…
817-ая подошла к ней, обняла, но дочка уже не человек, а только симуляция жизни. Даже никак не отреагировала.
– Я испытываю что-то. Какое-то страдание, но оно не проходит, почему-то…
Я подошёл к ней, отвёл от дочки и обнял:
– Так легче?
– Да… Немного…
– Это и есть настоящие человеческие чувства. Видимо, с тобой ещё не всё потеряно. И дочь твоя, возможно, ощутила какие-то чувства. Если у вас чувства запрещены, то вы не люди, вы самые настоящие роботы. Даже у животных есть чувства. Они заботятся о своих детях, ухаживают друг за другом.
Из здания пришла 102-ая. В руках у неё была коробочка:
– Это от 1721. Только что доставили. – и протянула 817-ой.
– Развеешь над грядкой, или всё-таки по-человечески? – покосился в её сторону я.
– Нет, не буду рассыпать… Поможешь мне?
– Конечно… Где у вас за поселением есть красивое место?
– Не знаю, я за территорией поселения не бываю.
– Ну, тогда всё равно куда идти. Нужна лопата и какая-нибудь табличка, раз уж по-человечески. Ну и может чем написать…
За поселением, за низкорослым лесом была поляна, уставленная солнечными панелями. Люди-андроиды, или как их называют местные – боты, протирали панели от пыли.
– Нет, давай подальше отойдём. – предложил я: Вон там какое-то возвышение виднеется.
Мы прошли около километра и оказались на вершине небольшой сопки, окружённой с трёх сторон лесом. Возле большого камня, цвёл небольшой куст шиповника. Пчёлы летали с цветка на цветок. Подойдя к камню, я спросил 817-ую:
– Как тебе место?
– Прекрасно. Оно всё настоящее… – потрогала она лепестки цветов: Совсем другие ощущения…
Я подошёл к 817-ой:
– Ты многое не можешь ощутить: Запах цветов, свежий ветер. Ты кроме ощущения прикосновения к чему-то не можешь ощутить боли, щекотки, возбуждения. Отдых – это не перемещение тела из точки А в точку Б, это наслаждение увиденным, услышанным, прикоснуться к чему-нибудь, находиться рядом с кем-то, чувствовать, что ты кому-то нужен, поделиться чем-то сокровенным.