Новая хронология и концепция древней истории Руси, Англии и Рима. В 2-х томах.
Шрифт:
Все мы знаем, что Петр якобы «прорубил окно в Европу». В какую Европу? — спросим мы. Ответ известен: в Западную Европу, то есть в латинизированную, католическую, протестантскую Европу. Многие нововведения и реформы Петра I, как мы знаем, имели своей целью ввести на Руси западные порядки, западную идеологию, частично даже западную религию. Посмотрите хотя бы на архитектуру построенного им Петербурга, на стиль культовых сооружений эпохи Петра. Это — западный латинский стиль.
Официальная православная церковь петровского и после-петровского периода — это смесь, гибрид древнего первичного православия Ордынской империи и западного католичества. Лишь современные старообрядцы в какой-то мере донесли до нашего времени русскую православную религию до-петровской эпохи.
Романовы были кровно заинтересованы в искажении истории свергнутой ими законной Русско-Ордынской династии. Поэтому романовские историки выполняли важнейший социальный заказ, исходивший непосредственно от Романовского престола —
Историки постарались выполнить царский указ «на отлично». Не их вина, что множество следов подлинной русской истории все-таки осталось и сегодня мы можем многое восстановить.
Кстати, если в древности Германия или ее часть — Пруссия — входила в состав Великой Империи, то можно понять и тот факт, что Романовская династия была связана тесными кровными узами именно с Германией (в частности, с Шлезвиг-Голштинией). Оттуда происходили многие члены царских семей Романовых. Когда-то это была одна Империя. Затем она раскололась, и в германских областях вскоре забыли о своем средневековом славянском прошлом.
Продолжим цитирование Морозова:
«Вот настоящее начало Русских летописей и если мне скажут, что и ранее Петра I существовала „Несторова летопись“, то мне придется попросить читателя дать доказательства этого утверждения…
Затем начались ее переписки с продолжениями. Важнейшими из этих продолженных копий являются следующие.
Лаврентьевский список (иначе называемый Суздальским или Мусин-Пушкинским) с таким заголовком:
„Се повести временных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Русская земля стала есть“.
А под заголовком рукописи можно разобрать: „Книга Рожественского монастыря Володимирского“.
Эта рукопись на пергаменте. Переписав с мелкими поправками весь Радзивиловский список, автор ее доводит рассказ до 683 (по нашему счету 1305) года, но вдруг заканчивает неожиданной припиской не того времени, а через 72 года после окончания летописи — то есть в 1377 году (6885 по счету автора).
Вопрос о том, почему автор свое „последнее сказание“ закончил за 72 года до своей приписки, так и остается открытым.
Как и когда получили мы этот „Лаврентьев список“? Его история не уходит глубже самого конца XVIII или начала XIX века. В начале XIX столетия он был, — как я уже говорил, — преподнесен известным коллектором книг графом А.И. Мусин-Пушкиным (ум. в 1817 г.) императору Александру I, который передал его в Публичную библиотеку. Вот и все.
Вторая важнейшая копия Радзивиловского списка, это „Рукопись Московской Духовной Академии“, написанная полууставом на 261 листе. На первом ее листе помечено: „Живоначальные Троицы“. Поэтому в 1 томе полного собрания Русских Летописей она названа „Троицкою“, да и на последнем листе ее написано: „Сергиева монастыря“.
До 1206 года и она, как Лаврентьевский список копирует Радзивиловскую летопись почти дословно лишь с ничтожными поправками. А с того момента, на котором кончается Радзивиловский оригинал, она ведет непрерывное по внешности продолжение, но уже совсем в другом тоне, чем Лаврентьевская за те же годы. Она доводит свой рассказ до 1419 года довольно самостоятельно, не повторяя оригинальной части Лаврентьевской летописи.
Как ничтожны изменения в первой части Лаврентьевского и Троицко-Сергиевского списков, сравнительно с Радзивиловским, видно из взятых мною из всех трех (см. таблицу) начала и конца Радзивиловского списка, прекращающегося знаменательно как раз после взятия Царь-Града крестоносцами и основания на Балканском полуострове Латинской империи в 1204 году, о чем как я уже упоминал, нет ни слова в Русских летописях» [17].
Сравнительную Таблицу, составленную Морозовым, мы опускаем.
«Мы видим, что кроме малых стилистических поправок, вроде переделки „доже“ на „тоже“ и на „дожи“, да кратких вставок, основной текст этих летописей — тот же самый. А между тем все три списка „открыты“ в отдаленных, друг от друга, местах: Радзивиловский в Кенигсберге, Лаврентьевский, говорят нам, в Суздале, а Троицко-Сергиевский — в Московской губернии.
Если бы все они были копиями, хотя бы даже в „Начальной части“ какого-то более древнего оригинала, принадлежащего до-печатному времени, то приходится заключить, что он был распространен от Кенигсберга до Владимирской губернии, если не далее, и потому нельзя понять, каким образом в такие отдаленные и не связанные друг с другом его остатки не вошло несравненно более значительных изменений текста.
И вот приходится заключить, что и Троицко-Сергиевский анонимный подражатель, и Суздальский монах Лаврентий пользовались уже сравнительно широко разошедшимся изданием 1767 года и написаны в конце XVIII века, незадолго до того, как были открыты усердными искателями старинных рукописей, вроде Мусина-Пушкина, или же компиляторы пользовались Радзивиловской рукописью. А вот дальнейшее продолжение в каждом списке, как я уже отметил, не повторяется в других списках.
„Татары“ — ОТ ГРЕЧЕСКОГО „тартарос“ — подземное царство, откуда и русское слово „тартары“ или „тартарары“ (то есть ад, ужасное место).
„Иго“ — это то же, что и латинское слово „jugum“ — ярмо, порабощение» [17].
Русское название «татарское иго» действительно означает то же самое, что и латино-греческое jugum tartaricum, то есть «адское иго». Эти слова мы находим в летописях, составленных юго-ЗАПАДНЫМИ славянами, как о том неоднократно говорит и сам Морозов.
И действительно, первые русские летописи носят на себе следы ЮГО-ЗАПАДНОГО славянского влияния (или даже происхождения). Но ведь именно эти народы и области и были одними из первых завоеваны Русью-Ордой при ее экспансии с востока на запад.
Неудивительно, что летописцы покоренных юго-западных славян, близко соприкасавшихся и с греками, и с латинцами, говорили об этом русском великом = «монгольском» нашествии как об «адском порабощении», то есть как о «татарском иге».
Эти слова и попали в юго-западные русские летописи. А потом было забыто и частично искажено их подлинное происхождение. Эти летописи были положены в основу русской истории, сдвинуты на восток, что и запутало позднейших историков.
Несколько огрубляя, нашу гипотезу можно сформулировать так: завоеванные Великой = «монгольской» Русью, юго-западные славяне, назвали это нашествие понятным им именем jugum tartaricum — «татарское иго».
Завоеванные затем греки, латины и вообще западноевропейцы тоже могли назвать это нашествие «jugum tartaricum», то есть «адским игом». Это название и сохранилось в югозападно-славянских летописях.
Поэтому нужно постоянно думать о том — кто был автором летописи, и где она была написана.
Кстати, слово «иго» существует одновременно и в русском, и в латинском языках. По-русски «иго» означало «власть», «ГНЕТ УПРАВЛЕНИЯ» по Далю [85]. Недаром некоторые русские князья (в том числе и СЫН РЮРИКА) носили имя ИГОРЬ, то есть, по-видимому, просто «властелин», «правитель».
А кто у кого заимствовал слова — вопрос хронологии.
Морозов:
«Историческая наука до XIX века проводила идеологию лишь правящей части населения, да это и понятно. Самые первые записи о государственных делах были сделаны придворными летописцами… А у позднейших компиляторов, то есть ортодоксальных историков XVIII–XIX веков выработалась и еще одна особенность: патриотизм, сводившийся к тому, чтоб продолжить историю своих государств как можно далее в глубину веков, пользуясь для этого всеми возможными средствами.
В результате таких тенденций и вышло то вавилонское столпотворение, которое мы называем древней историей, и которое необходимо, наконец, совершенно разрушить для того, чтоб на его месте можно было воздвигнуть новую, уже действительно научную историю человечества… А для этого необходимо связать ее С ЕСТЕСТВОЗНАНИЕМ, что я и пытался везде тут сделать для древнего мира, а теперь мне надо немного поговорить и „pro domo suo“, то есть про свою собственную страну…» [17].
Далее Морозов высказывает мысль о западном происхождении многих элементов русской культуры.
Согласно же нашей реконструкции, все те «западные мотивы», которые он перечисляет ниже, появились в нашей истории лишь в XVII веке и лишь с воцарением Романовых. И особенно после того, как Петр I «прорубил окно в Европу» и в Россию хлынул поток западных нововведений.
В то же время, определенная общность русской и западноевропейской культур может быть отражением «монгольского» = великого завоевания, когда Русь-Орда распространилась, в том числе, и на значительную часть Западной Европы.
Морозов:
«Часть этих фактов я уже привел здесь. Это — латинские названия месяцев календаря у наших летописцев, которые употреблены также и в наших славянских „Четьи-Минеях“, где в добавок почти половина имен святых носят латинские или славянские имена: Август, Агриппина, Аквилина, Вера, Надежда, Любовь, Владимир, Всеволод, Вячеслав, Роман, Константин и т. д. А другая половина представляет собою с незапамятных времен (здесь Морозову мешает скалигеровская хронология — Авт.), латинами же введенные, еврейские и греческие прозвища: Александр, Алексей, Яков, Матвей и т. д.
Отсюда ясно, что и греческие имена могли попасть к нам из латинских же первоисточников, наравне с еврейскими. Ведь исключительно греческих имен, не употребляемых в латинских святцах, не встречается у нас почти ни одного. Скажу более: само название церковь происходит у нас от латинского слова цирк, а не греческого ее названия екклесия хотя это последнее название отразилось, вероятно лишь со времени крестовых походов, даже во французском названии церкви — eglise» [17].