Новая Инквизиция IV
Шрифт:
— Если ты решил исповедаться, — удивительно мирным тоном предложил боец, — то мы выслушаем. Таинство покаяния должно быть доступно любому. Даже конченному подонку вроде тебя. Заодно можешь тогда рассказать и про то, как подставил моего напарника.
А-а-а, точно! Громила, которого собирался нанять Бестужев! Как же про него можно было забыть… Вот еще одна ниточка, ведущая к Факелу. Дополнительная причина, по которой он разыгрывает это представление. Но теперь хотя бы стал окончательно понятен предмет торга. Главное лишь не продешевить и не показывать, что бизнесмен уже раскусил задумку похитителей.
—
— Самая обычная, — невозмутимо ответил Факел, будто и не слышал язвительных ноток в голосе Широкова. — Поведай о своих подлых и ужасных деяниях, облегчи душу. Раскайся и тогда, быть может, Отец Небесный примет тебя в царствие свое.
— Нет, ну точно, мракобес сумасшедший, — покрутил пальцем у виска Дмитрий Аркадьевич. — Остальные твои дружки такие же двинутые?
— Значит, не хочешь воспользоваться последним шансом?
— Ты мне эту туфту не втирай, — не сдержал рвущуюся наружу издёвку бизнесмен.— –Еще бы на храм пожертвовать предложил! Какие мне дашь гарантии за информацию?
— Гарантия у меня есть для тебя только одна…
Инквизитор распрямился, а в руке у него уже появилась пластиковая тридцатилитровая канистра. Похититель открутил ее крышку, а затем принялся хладнокровно плескать едко воняющую керосином жидкость себе под ноги. Прямо сквозь грубо сваренную решетку. Мириады желтоватых брызг полетели вниз, покрывая собой пленника с мертвецом и стенки бетонного колодца. Воздух сразу же пропитался едкими парами, вдыхание которых вызывало спазмы в легких.
Невзирая на то, что в эмоциональном плане Факел оставался образцом спокойствия и равнодушия, Широков знатно перепугался. Нет, конечно же, мужчина не верил, что липовые похитители ему навредят. Однако психологический эффект от представления с льющимся на голову горючим оказался выше всяких ожиданий. Тут любому бы не по себе стало. Кто бы мог подумать, что фээсбээновские шавки будут действовать так дерзко. Ну ничего… дай только срок, и каждый из этих артистов ответит за свою самодеятельность! В суде Дмитрий Аркадьевич их всех уничтожит.
— Эй-эй! Ты что де… абрлг… тьфу, кха-кха! Фу, сука! Кхе-кха…
Бизнесмен поневоле хлебнул керосина и закашлялся. Лицо самопроизвольно скривилось от противного химического привкуса, а во рту моментом образовалась тонкая маслянистая пленка, которую было крайне затруднительно сплюнуть или проглотить.
— Погоди, давай поговорим! — заголосил Широков, пытаясь остановить экзекуцию психологического насилия. — Напарника своего хочешь обелить?! Я знаю кое-что про него!
— Мне и без тебя известна большая часть истории, — слова борца с нежитью сквозь плеск горючего бизнесмен разбирал едва-едва. — Ты мне не нужен, чтобы докопаться до правды.
— Тогда что вам надо от меня?!! Просто скажите!!!
— Нам не о чем больше разговаривать, — ожег льдом безразличия ответ инквизитора. — «Ибо грешник есть куча пакли. И конец его — пламень огненный».
Отбросив опустошенную на три четверти канистру, Факел выудил из кармана обычную пластиковую зажигалку и сложенный тетрадный листок. Клетчатый. С красными полями. На точно таком же бизнесмен давным-давно прилежно решал домашнее задание по математике. Он сидел за своим письменным столом, который выбрал в магазине сам. А рядом внимательным наставником находился отец, всегда готовый дать сыну подсказку и оказать помощь.
«Вот сюда посмотри, Дима. Какой знак поставить забыл? Ну? Во, Молодчина! Будь внимателен. В точных науках нет ничего незначительного. Тут важна каждая деталь…» — воскрес в сознании мягкий голос родителя.
Олигарх остервенело затряс головой, прогоняя ностальгические и сентиментальные воспоминания из далекого детства, совершенно неуместные в нынешней обстановке. Ужас острыми когтями стиснул сердце, и разум Широкова беспорядочно метался, выискивая пути спасения из ситуации. Что-то происходящее все меньше и меньше начинало походить на спектакль. От него никто не требовал признаний, не подталкивал к нужным ответам, не стращал инфестатской зоной. Все это выглядело как-то уж слишком… пугающе.
— Факел, эй, Факел! Остановись! — воскликнул пленник. — Ты же христианин, да? Православный?! Вспомни о заповедях! «Не убий!» Ну?!
— Настоящая жизнь — это жизнь Вечная, — без заминки парировал боец. — А наше земное существование лишь мучительное мгновение, которое закончится вечными муками, если не принять Его.
— Господи, да ты же в самом деле больной!!! — отчаянно вцепился себе в волосы олигарх. — Убери огонь, тут же все полыхнет сейчас!!! Если ты считаешь, что я в чем-то виноват, так отдай меня под суд! Я понесу справедливое наказание по закону!!!
— И сказано было римлянам: «Те, которые, не имея закона, согрешили, вне закона и погибнут…»
Чиркнуло колесико зажигалки, и взметнувшиеся искры запалили высвобожденный газ. Желтый огонек сперва робко, а потом все более настойчиво принялся вгрызаться в скомканный листок. Секунда. Другая. И вот инквизитор уже держит в руке жаркое десятисантиметровое пламя…
— Н-н-не н-н-надо… — заикаясь проблеял бизнесмен. — П-п-пожалуйста… я ум-моляю! Посад-дите меня в ть-ть-тюрьму! Я во вс-сем признаюсь!
Похитители возвышались над пленником неподвижными статуями. Мольбы Широкова не оказали на них никакого воздействия. Их силуэты, оттененные проникающими под своды покинутого гаражного бокса лучами солнца, налились непроницаемой для человеческого зрения чернотой. Даже отсветы пламени, зажатого в вытянутой ладони инквизитора, не могли разогнать густую тень, легшую на их лица.
— Когда суды Твои, боже, совершаются на земле, тогда живущие в мире учатся правде…
С этими словами Факел разжал пальцы, и разгоревшаяся бумажка устремилась вниз. У бизнесмена перехватило дыхание и замерло сердце. Бьющееся в истерике сознание Широкова в последние секунды успело отрисовать весьма необычную картину. Свет будто бы сложился над головами молчаливой троицы в причудливые ореолы, подобные нимбам. Словно это и не люди, а ниспосланные небом судии, которые пришли покарать его за все совершенные при жизни злодеяния…