Новая история Колобка, или Как я добегалась
Шрифт:
Мучительно хотелось разреветься, бросить о стену сапог, и закатить картинную истерику, и чтоб меня непременно утешали.
Подумала и не стала. Ну его, завтра физиономия опухшая будет, а на работе гости столичные заявятся, а тут я вся такая красивая. А сапог вообще с ноги не слезает, потому что я его расстегнуть не могу, как в таких условиях его в стену швырнуть?
Какая-то я не внезапная стала. Не порывистая.
Старость, наверное.
Потом вспомнила, что никогда-то я внезапная и не была, и хотела было совсем загрустить, но
Ура, без приключений!
Полюбовалась ногами: одна длинная, красивая, на умеренном, но изящном каблуке, а вторая счастливая и свободная.
— Помоги, а?
Адка хмыкнула и нагнулась. Секунда, вторая — и непокорный замок сдался.
Задумчиво пошевелив пальцами, я вздохнула:
— Завтра я рано уеду, так что когда мелких повезешь в детсад, возьми из НЗ денег и купи игрушку. Подаришь садику.
И на причитания “Да когда ты уже вашего юриста соблазнишь, пусть он эту жабу ненасытную засудит насмерть, там весь парк игрушек за наш счет уже второй год пополняется!” только хмыкнула.
Песенка была привычная, мотив родной. Но что поделать — Лора Федоровна нам жизнь осложнить может запросто, а юриста нашего, Артема Цвирко, я терпеть не могла и имела по этому поводу полную взаимность.
Я считала его скользким, наглым и не слишком-то чистоплотным в моральном плане. Он меня — стервой, готовой за деньги Родину продать.
Другими словами, мы изо всех сил делили влияние и толкались локтями за место рядом с начальником.
Ну, и оценивали друг друга адекватно, да.
С соблазнением в таких условиях не развернешься.
— И, Ада, как так вышло, что Лорочка позвонила тебе, а не мне?
— Пойдем, я тебя ужином накормлю!
Вот и поговорили!
А еще у меня даже ноздри затрепетали от нетерпения.
Точно, я же голодна! Я просто опять забыла об этом, а теперь вдруг разом вспомнила!
А на кухне меня ждал сюрприз.
Паста с морепродуктами.
Ада это дело любила, но считала по нашим доходам дороговатым, и потому блюдо у нас было не то чтобы праздничным — но требующим какого-то события.
Что у нас ещё стряслось?
Простите, но три разобранных койко-места я даже за события не считаю!
— Ада?
— Что?
— Ада!
— Ой, да ладно! — она вдруг смутилась. — Ну на тебя просто смотреть больно с этим визитом! Вот я и… Утешить!
Последние дни выдались напряженными. Драгоценные столичные гости, набивающиеся к нам в партнеры, начали мотать нервы еще до собственно визита, на стадии подготовки. То есть, гости ничего такого ввиду может и не имели, но нервы мотались. И Адка, выходит, золотая моя девочка, всё это видит.
Н-да, я думала, я получше держу себя в руках, да и навыком оставлять работу на работе овладела давно. Ан нет. Увидела, и сделала, что могла. Оградила меня от проблем с детским садом и приготовила пасту с морепродуктами.
Неспешный, тихий разговор о дне минувшем.
Блаженные сорок минут в ванной — релакс-который-я-заслужила.
И бесценные мгновения счастья в комнате у спящих детей, когда нежность болезненно подкатывает к горлу и закипает на глазах горячим, соленым. Когда ты страстно, неистово клянешься себе и им в очередной раз, что преодолеешь всё, всё, потому что главное у тебя уже есть, и любви к ним так много, что она просто распирает тебя, и кажется, что сейчас разойдутся швы и любовь хлынет из тебя всезаливающим потоком…
Из детской я выходила крадучись, ступая мягко и сторожко.
Чтобы не разбудить паршивцев.
А ночью я проснулась, как от удара. Подорвалась с кровати, успев мельком заметить время на часах — три ночи, и еще непроснувшееся тело запнулось о ковер, споткнулось, а я, до краев наполненная ужасом, даже не заметила болезненного удара коленями о пол, вскочила и снова рванулась. Из спальни — в общую комнату, скорее, скорей, спотыкаясь и задевая неуклюжим телом мебель и дверные косяки, без причин, без оснований, просто зная — беда!
Адка спала. Тихо. Мирно.
Не было беды.
Вот, видишь, уймись, приблажная, всё в порядке! А что руки трясутся и внутренности обливает ледяной жутью — ерунда, скоро пройдёт.
Спит. Просто спит. Всё хорошо.
Я осторожно качнула ее за плечо… Ноль реакций.
Устала. Не надо ее будить. Весь день с мелкими — это вам не фунт изюма. Грех мешать человеку после такого спать.
Я потрясла узкое девичье плечико чуть сильней. Нет реакции.
Рот заполнила вязкая кислая слюна, в животе мерзко затянуло.
— Ада, Ада! — расслышала я со стороны свой шепот, сначала осторожный, а потом напористый, — Ад, проснись!
Её рука безвольно соскользнула с дивана, костяшки пальцев стукнули об пол.
А дальше я растворилась. Набат, который удалось было задавить, снова грянул по моим нервам. Но мне уже не было до него дела. Мир стал прост и понятен и развернулся во времени и пространстве, а я была в нем стрелой, летящей к цели. По идеальной прямой, кратчайшим путем. В этом мире мне очевидно было, что следует делать. Даже странно, что я потратила столько драгоценных мгновений на какие-то бессмысленные глупости, вроде сомнений и паники.
Женщина, которая рыдала в телефон: “Я просто проходила мимо и случайно заметила, что с ней что-то не так! Скорее, скорее, она умирает!” — вовсе не хотела рыдать. Она просто старалась привлечь к себе как можно больше профессионального внимания. Ей было необходимо, чтобы на том конце связи ей поверили. За них испугались. И щедро делилась в трубку своей паникой.
Она перемещалась по квартире рывками: документы, одежда, белье, телефон. Адкина сумка.
В мою — телефон, зарядное, кошелек. Заначку с неприкосновенным запасом. Всю — не жмись, Ленка, ты их на черный день и откладывала. Верхняя одежда, обувь — грудой у двери.