Новая кровь
Шрифт:
— В этой жизни нет ничего случайного. Возможно, Иллира знает, что делает. Но и она не сильнее Судьбы.
Беседа подошла к концу. За занавешенной дверью уже топтался другой посетитель. Даброу пригнулся, чтобы не задеть головой за притолоку.
— Имей в виду, — добавила старая С'данзо, когда занавеска уже опустилась за спиной Даброу, — ты и твои близкие — пешки в игре Судьбы, и вы не почувствуете ее руку у себя на плече.
Даброу покачал головой и двинулся дальше. Он был сувеш; приходя к оракулу, он ждал четких ответов, а на невнятные попросту не обращал внимания. Посещение гадалки С'данзо было в лучшем случае следствием минутного порыва, подобного тому, который заставляет человека внезапно сесть за игру в кости. Даброу был доволен уже и тем, что ничего не потерял, и не особенно огорчался из-за того, что ушел отсюда не мудрее, чем был.
Было около полудня. Улицы заполняли толпы народа. Оба помощника Даброу ушли по домам и сегодня не должны были возвращаться. Даброу мог вернуться в кузню и несколько часов поработать по старинке — в одиночку, — или последовать примеру своего разросшегося семейства и устроить себе сегодня выходной. Даброу решил так и сделать и отправился через весь город ко дворцу.
Уэлгрину и его людям принадлежала первая из трех смен. Они заступали на дежурство в холодные предрассветные часы, а сменялись с постов примерно в полдень. Даже если бы Уэлгрин и не приходился Даброу шурином, кузнец, чтобы поговорить о Видениях Иллиры, все равно предпочел бы обратиться именно к нему, а не к командирам других двух смен, к известному своей продажностью Ай-Гофлану или к убийце Зипу.
А потом, как и подозревала Иллира, они найдут подходящую тему для разговора — примутся говорить о ней. Возможно, дружеская трапеза и несколько кружек эля в «Башке лудильщика» — там собиралось исключительно мужское общество, — окажутся наилучшим лекарством от осточертевших кузнецу невеселых мыслей. Стоило Даброу определиться в своих желаниях и двинуться в сторону казарм дворцовой гвардии, базарная толпа расступилась перед ним.
— Ну вот видите, я же вам говорил, что ничего страшного не случится, — сказал принц Кадакитис, но его голос звучал слишком удивленно, чтобы быть убедительным.
Иллира слабо кивнула. Они могли бы по крайней мере предупредить ее, что этот самый начальник стражи, к которому ее ведут, не кто иной, как ее собственный сводный брат. Уэлгрин имел множество недостатков, но его верность семейству была безукоризненной. Он провел всю процедуру настолько спокойно, насколько это было возможно в обстановке общей паники — ведь чертова змея до сих пор шныряла где-то во дворце.
— Я уверен, что кухни получили достаточное количество продуктов, даже с излишком. Может, кликнуть стражников, чтобы они проводили вас туда? Я сходил бы сам, но… — принц быстро глянул вверх — в той стороне находилась не только детская комната, но и Зал Правосудия, опекаемая Факельщиком казна, и регистратура. Ни муж, ни правитель — так, всего лишь декоративная фигура, — Кадакитис выглядел сейчас даже более юным, чем семь лет назад, когда он впервые появился в городе, наивный, словно щенок. Несомненно, принц сильно повзрослел за это время, но все же еще не стал взрослым.
— Спасибо, — поблагодарила его Иллира, — я вполне смогу найти дорогу самостоятельно.
Принц воспринял эти слова с глубоким облегчением и припустил прочь абсолютно не царственной рысцой. Перед взором Иллиры промелькнуло мимолетное Видение принца, сидящего верхом на серо-стальном жеребце. Потом Видение исчезло, и мыслями Иллиры завладели доносящиеся из кухни соблазнительные запахи. Повара и кухонная прислуга узнают Иллиру и отнесутся к ней с той же отстраненной вежливостью, что и прочие обитатели дворца: они считали, что выше какой-то там молодой С'данзо с Базара, пусть даже эта самая С'данзо пользуется благосклонностью королевской семьи и богов.
Иллира соорудила из шали лямку, повесила плотную плетеную корзину, которая стоила дороже лежавшей в ней еды, через плечо, и вышла на ярко освещенный двор. Она могла бы пойти по Главной Дороге, среди холмов, где деревья переливались всеми оттенками красного, золотого и оранжевого. Или через Обещание Рая — днем там обычно никого не бывало. Или еще можно…
Размышления Иллиры оборвались — она заметила знакомую фигуру, входящую в Западные Ворота. Даброу. Хотя Иллира и сказала себе, что муж всего лишь ищет Уэлгрина, сердце у нее бешено заколотилось. Пару раз, когда кузнец еще был ее опекуном, а не мужем, Иллира сбегала от него, но в последнее время такого не случалось. До нынешнего момента. Иллира мгновенно нырнула за телегу водовоза и согнулась над корзиной, делая вид, что изучает ее содержимое.
Пережидая, пока Даброу пройдет, Иллира всплакнула и подумала о Ча-бос, которая не умела считать до ста. Когда слезы высохли, женщина решила, что теперь, пожалуй, можно безопасно тронуться в путь, и пошла куда глаза глядят — а глядели они в сторону дальней части дворца, мимо разукрашенных ворот, через которые жрецы и боги общались с преходящими мирскими властями.
Сейчас Иллира шла по мощенному камнем дворцовому двору — здесь в очередной раз собирались делать ремонт, — мимо огромных водяных цистерн, которые ставились во внутренних укреплениях во времена осады. Иллира все еще могла видеть телегу водовоза, но она уже вступила на незнакомую ей территорию. Она не знала, как называются представшие ее взору небольшие ворота. Если это вообще были официальные ворота, а не один из тайных ходов Молина Факельщика.
— Эй, душенька, это ты не мне корзинку несешь? — окликнул Иллиру полуобнаженный чернорабочий.
— Нет, там моя еда.
— Точно? Хорошенькая штучка вроде тебя просто не имеет права быть в одиночестве…
Иллира поняла, что этот человек имел в виду. Ее лицо залила краска стыда. Рабочий от всей души расхохотался, а Иллира выбежала через безымянные ворота и оказалась среди сваленных за воротами беспорядочных груд красного песчаника. Ею овладело негодование. Сейчас Иллира желала, чтобы на голову рабочему обрушился весь сонм мелких напастей. Как мог он не узнать в ней почтенную матрону, да еще делать такие непристойные намеки? Иллира к этому не привыкла. К гадалкам С'данзо никогда не обращались с подобными предложениями.
Иллира съела мягкий сыр, даже не почувствовав его вкуса. Пламя позора все еще пылало в ней, озаряя непонимание, с каким относился к ней весь мир. Она ведь вовсе не требует, чтобы ее действительно уважали! Но один лишь эгоизм и упрямство не позволяли тем, кто заявлял, что якобы любит ее, понять, что ее мир — ее счастье, — закончился вместе со смертью Лиллис. Если бы они и вправду любили ее, они бы скорбели вместе с ней и отказались бы от своих бессмысленных попыток развеселить ее и заставить забыть о трауре.
Ее жизнь — трагедия, медленная панихида, которая будет безжалостно тянуться от смерти Лиллис до смерти самой Иллиры. Она стала мученицей — и это ее устраивало.
— Ты не должна так хмуриться.
Иллира отшвырнула корзинку и посмотрела против солнца. Она никак не могла разглядеть мужчину, который столь фамильярно заговорил с ней.
— Тебе следует с большей осторожностью выбирать места, где можно предаваться собственным мыслям.
Иллира не намеревалась терпеть нотаций от какого-то чужака. Да и не от чужака тоже. Ее охватило сильнейшее искушение нарушить свои обеты и запустить в незнакомца полновесным проклятием С'данзо. Но что-то удержало Иллиру — она и сама не поняла, что именно. Вместо этого она спустилась с возвышения и принялась собирать рассыпавшуюся еду.