Новая лампа Аладдина
Шрифт:
Так в одно раннее, дождливое сентябрьское утро недалеко от дома, где проживал Хуссейн Мухаммед Исхак, остановился желтый спортивный "Ягуар" с заляпанным грязью номером. Из него вышел человек в пальто с поднятым воротником и нахлобученной на глаза шляпе. В руке он нес небольшой плоский чемоданчик, какие называются "атташе-кэйз", тай как такими обычно пользуются дипломаты.
Машину Рун-Рин одолжил у своего коллеги под предлогом, что его собственная неисправна.
Небольшой флигель помещался в глубине двора и принадлежал хозяину шикарного особняка, проводившему время на морском курорте.
Дверь флигелька открылась, и Рун-Рин оказался нос к носу с Хуссейном в его обычном пестром халате и зеленой чалме.
Рун-Рин приветствовал его условным знаком и словами "Либертасиа у демократида", что на микроландском диалекте означало "Свобода и демократия". Хуссейн отвечал тем же. Потом отступил на шаг, и на лице его отразилось нескрываемое волнение.
– Вовремя, друг! Ты знаешь, что тебе нужно немедля уходить?
Исмаилит показал ему объявление о розыске, доставленное ему рабочим типографии, работавшим в ночной смене.
– Утром эта бумага будет красоваться на всех стенах.
– Считай, что я уже ушел, - ответил Рун-Рин, помахивая чемоданчиком-портфелем.
– Рано пташечка запела, - бросил сквозь зубы исмаилит. Ты еще в когтях у тигра.
Он посмотрел на часы.
– Через два часа сюда явится гость. За это время ты должен перевоплотиться.
Хуссейн открыл дверь в соседнюю комнату и позвал:
– Месье Антуан!
Оттуда, как чертик из табакерки, бойко выскочил маленький смешной старичок. На седой его шевелюре был зачесан старомодный кок.
– Рекомендую тебе, Тило: месье Антуан Бидо, волшебник ножниц и парика, лучший и непревзойденный гример всех европейских театров.
Старичок поклонился и потряс коком, что, видимо, означало приветствие.
– Либертасио у демократида.
Месье Антуан посадил Рун-Рина и Хуссейна рядом и принялся внимательно изучать их лица в анфас и профиль, время от времени бормоча себе под нос:
– Так, так! Сходство налицо. Тре бьен! * Смуглость почти одинаковая, только надобно усилить чуть-чуть... Носы, представьте, очень схожи, даже искусственной горбинки не нужно. Тре бьен! Шарман **, - он хлопнул в ладоши и раскрыл принесенный с собой "докторский" саквояжик.
– Задача проще, чем я думал.
Достав парикмахерский снаряд и несколько флаконов, он молниеносно наголо обрил голову Рун-Рина, затем протер голову, лицо и руки генерального конструктора жидкостью с характерным запахом йода, выкрасил
Отлично (франц.).
** Прелестно (франц.).
брови в черный цвет и "срастил" их, наклеив кусочек шерсти. Затем лицо Рун-Рина украсили черные усы. Через полчаса рядом с Хуссейном сидела его неотличимо точная копия.
Во время этих процедур Рун-Рин не отрывал глаз от лица Хуссейна, который всегда в какой-то мере был загадкой для генерального конструктора. Сын индуса и цыганки, Хуссейн родился в Микроландии, куда отец его, резчик по дереву, эмигрировал с группой приверженцев Ага Хана после индусско-пакистанской резни 1947 г. В общине Хуссейн пользовался большим влиянием. Возможно, он был резидентом "живого бога" в этой стране. Возможно, возможно...
Но тот, кто сумел бы заглянуть в "тайное тайных" исмаилита, узнал бы, что в этом человеке не осталось ни капли того оголтелого фанатизма, которым отличаются последователи ислама. Под маской уличного предсказателя судеб, он по поручению Ага Хана много странствовал и видел, как исмаилитская верхушка - купцы, промышленники, банкиры, финансисты, судовладельцы-нещадно эксплуатируют исмаилитские низы: крестьян, ремесленников, рабочих, простой трудовой люд, своими мозолистыми руками наполняющий их сейфы. Он уже давно не верил ни в аллаха, ни в пророка Мухаммеда, ни даже в его зятя Али, который у части исмаилитов котируется порой выше Мухаммеда.
Это был революционер по призванию, один из лучших боевиков подпольной организации "Свобода и демократия". Последнее время его боевая группа готовила покушение на Фуркаля и столпов его режима.
– А глаза?
– спохватился Рун-Рин.
– И это предусмотрено, месье.
– Бидо открыл коробочку и покопался в ней, выбирая контактные линзы, Рун-Рин стал обладателем черных, как маслины, глаз.
– Вы, я вижу, виртоуз своего дела!
– заметил он.
– То же самое сказал Томмазо Сальвини, когда я в "Ла Скала" гримировал его для роли Отелло.
– Так сколько же вам лет?
– изумленно спросил
Рун-Рин, вспомнив, что великий актер скончался уже лет шестьдесят назад.
* Томмазо Сальвини (1829-1915) - великий итальянский трагик. "Ла Скала" - итальянский оперный театр, существующий и поныне.
Маэстро, склонив голову набок, любовался своей работой.
– Можете представить себе, сколько времени я служу Мельпомене *, если будучи уже в зрелом возрасте участвовал в штурме Бастилии, - скромно сказал месье Бидо.
И, очень довольный своей остротой, долго смеялся старческим дробным смешком.
– Довольно шуток, - сурово сказал Хуссейн.
– Тило, переодевайся.
Он принес комплект одеяния, точно такого же, какое было на нем самом, и показал Рун-Рину, как повязывать чалму. Вот-вот появится тот, кого я жду.
– Давай попрощаемся, Хуссейн, - сказал Рун-Рин.
Они сердечно обнялись.
– Из Бомбея ты направишься в Карачи, - напомнил Хуссейн.
– Явишься по адресу, который я тебе дал, и получишь новые документы на имя австралийского скотопромышленника. Там же отдашь охранную грамоту и паспорт. Все будет незамедлительно доставлено мне. Я поеду поездом через другой пограничный пункт. Пароль: "Я из Магриба". Отзыв: "А я ваш земляк".
– Помню. Приложи все усилия, чтобы устроить Фуркалю этот заем. И пусть дело идет своим чередом. Все остальное я беру на себя. Встретимся в лучшие.времена.
– Ну, все, - сказал Хуссейн.
– В случае непредвиденных обстоятельств - вот.
Он приподнял висевший на гвоздике плащ и показал спрятанный под ним бесшумный автомат.
– Понятно, - сказал Рун-Рин.
– Гостя встречу я.
Щелкнул замок комнатки, где укрылись Хуссейн и месье Бидо. Гость не заставил себя ждать. Через двадцать минут близ "Ягуара" остановилась вторая машина, из каторой вылезли два субъекта: Нике (агент № 29) и Микс (агент № 32) с весьма банальными физиономиями. Это были не какие-нибудь светила детективного мира, а рядовые филеры наружного наблюдения, туповатые, исполнительные, но "неперспективные", так сказать, сотрудники на побегушках. Как было принято, Нике и Микс работали всегда "в паре".