Новая жизнь Димки Шустрова
Шрифт:
— Да, Борис Аркадьевич, да. Спасибо. Дай-то бог, чтобы вышло по-вашему…
Когда она положила трубку, Димка недовольно сказал:
— Зачем все рассказываешь?
— Не печалься, Димочка, может, и вернется твоя мама. Борис-то Аркадьевич умный человек! Не станет, говорит, Надежда Сергеевна жить с Сомовым. Разный, говорит, круг интересов. Месяц-два поживут, да и расстанутся. А потом и развестись недолго. Ах, — вздохнула бабушка, — каким человеком погнушалась! Как любит ее! Из Москвы вчера вернулся, книжек редких купил Надежде. А она-то,
После таких слов и Димка приободрился. Вдруг и в самом деле недолго проживет мама у Сомова. Хорошо, если бы все-таки инженер стал его отцом. Машина у него еще получше, чем у Марининого отца.
Гроза отшумела, скрылась за крышами. Постепенно и дождь утих. Но двор был в лужах — ни с мячом, ни с великом не выйдешь.
Часов около пяти снова зазвонил телефон, и Димка опрометью кинулся к аппарату — мама!
Ошибся. Где-то, на другом конце провода, тоже был родной человек, но не мама.
— А, это ты, Дима? Ну здравствуй, сынок! Батьку-то узнаешь своего?.. Это я, я. Живой, не битый, в штанах и бритый!..
Димка сначала подумал, что отец пьян.
— А мама дома? — уже тише, без шуточек, спросил отец.
— Мамы нет, — сказал Димка.
— Вот так фокус! И в какой такой она стороне?
— Совсем нет.
— Обожди, стой… — растерялся Федор Николаевич. А Димка решил, что главного скрывать не надо.
— Нет ее. Замуж вышла.
— Да ты что!
— Правда. На другой квартире теперь живет.
Отец молчал так долго, что Димка подумал, не положить ли трубку?
— Эх, жизнь ты жестянка! — тяжко вздохнул Федор Николаевич. — Да я ж для нее… Эх, сынок, зачем она? Да мы бы так жили! Люди бы завидовали. Вот шубу ей присмотрел. Новая шуба. Хотел обрадовать… Из самой Канады шуба. И цена сходная. Да что цена! Я для Нади… Да ничего мне не жалко! А деньги — вот они, в бумажник не лезут. Вчера телескопов сдал. Хорошие деньги получил. Еще доложить столько — каракулевую шубу можно купить. Или мотоцикл с коляской. Тебе и купил бы. Эх, Димка, пронеслись бы с ветерком! А хочешь, велосипед куплю?
— У меня есть, — сказал Димка.
— Эх, мамка, мамка! И когда же она… замуж?
— Недавно.
— Эх, жизнь жестянка!
В трубке послышались гудки.
«Вот как расстроился», — пожалел Димка отца.
Под утро ему приснилось, будто мчится он со страшной скоростью на мотоцикле, и под колесами не земля почему-то, а вода. Только бешеному Димкиному мотоциклу и вода нипочем! Летит стрелой. По морю. По волнам.
Утром долго вспоминал сон и поражался фантастическому видению. А потом, поразмыслив, решил, что не такое оно и фантастическое. Если на доске плавают по морю, то почему нельзя на мотоцикле? Не плыть, а помчаться на большой скорости. Колеса надо пошире сделать, может, и с лопастями.
Плохо, что Любчика нет, — с ним бы обсудить эту идею. А что, великие идеи и во сне приходят. В какой-то передаче по телевизору говорили об этом.
И все-таки главное, чем был занят Димка в тот
И письмо он не написал. Хотел про вчерашнюю грозу написать, как ловили рыбу и вдруг налетел ветер, все круглые листья на воде поднял, а у Сережки из седьмой квартиры панаму сорвал с головы и унес в реку. Впечатлений было много, но как об этом написать? Он и бумагу приготовил, да так и не решился начать письмо. Только напрасно язык ручкой насинил.
Мама пришла!
А в понедельник мама пришла. Как всегда, в обычное время — около шести часов.
— Уф-ф! — сняла в передней туфли. — Здравствуйте! Здравствуйте, мои дорогие! Вот и я!
Димку обняла так, что у него кости хрустнули. Бабушку поцеловала. И тоже — звучно, сочно, не просто ради приличия — лишь бы губами коснуться.
Димка во все глаза смотрел на маму. Нет, не заметно, чтобы скучала в эти три дня.
— Я коза-дереза, детушкам да бабушкам молочка принесла! — пропела мама и внесла в кухню сумку с продуктами. А еще там были коробка конфет и кулек с печеньем. — М-м, — смешливо поведя носом, протянула она, — какие борщевые запахи! Если бы меня покормили в этом доме!..
Хоть дочь и поцеловала ее, хоть и обрадовалась Елена Трофимовна, однако с языка едва не сорвалось: «Что, в том-то доме неважно покормили?»
И хорошо, что не сорвалось. Не следовало портить радостных минут.
Накормила Елена Трофимовна маму и сама конфету с душистой начинкой попробовала. И печенье взяла, пожевала медленно, оценивая его качество. Ничего, одобрила:
— Сдобное тесто. И пропечено. Из магазина? В какую цену?
Надежда Сергеевна хитровато посмотрела на нее:
— Не покупное.
— Сама, что ль, испекла?
— Не сама, — улыбнулась мама. — Алена.
— Дочка, значит, его? — уточнила бабушка.
— Его, Владимира Ивановича. И моя тоже.
Тут выдержка все-таки изменила Елене Трофимовне:
— Чему улыбаешься? Сына, значит, оставила, а там… дочку завела?
Раньше мама наверняка вспылила бы, а сейчас только бабушкину руку погладила, белую, полную.
— Димку-то! Да разве я оставлю его, шалопутика, губастика! — Она и сына погладила. — А дочка — это разве плохо? Я всегда мечтала о дочери.
Из кухни перебрались в большую комнату, мама села с ногами на диван и Димку рядом усадила.
— Сегодня-то… — помешкав, спросила бабушка, — дома будешь ночевать или…
— Дома, дома, — закивала мама и Димку — пальцем в бок: — Ну, как тут жил?
Димка о рыбалке рассказал, о грозе, что Любчика проводил, что начал учиться ходить на руках, но получается еще плоховато. А потом подумал и сказал о звонке отца: как тот шубу собирался купить ей канадскую, а ему настоящий мотоцикл.
Мама печально усмехнулась: