НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник
Шрифт:
— Откроешь — пожимает плечами Хироши: — обязательно откроешь. У меня уже список клиентов есть. Деньги заработаешь. Ты же перчатки себе хотел купить, верно?
— Изыди, змей-искуситель — машу я рукой: — за булочку спасибо, но по процентам потом разговаривать будем. Как предмет разговора будет.
— Хм. Хитрый — жмурится Хироши: — ладно тогда. Подумай. У меня очередь к тебе уже есть… будет обидно, если ты деньги упустишь… и знакомства. Ты же как вампир — кого укусил, та в твою свиту сразу входит… думаешь я не заметил? Тебе же выгодно, если укушенных больше, так ты свою вампирскую власть раньше распространишь.
— Хм — в свою очередь хмыкаю я и смотрю на Хироши с уважением. Вот тут-то бы и пригодилась фраза «как и ожидалось от
— Если ты считаешь меня страшным вампиром, то сам-то не боишься под влияние попасть? — спрашиваю я наполовину шутливо.
— Не — машет он рукой: — во-первых, как говорил Сиддхартха Гаутама Будда — весь секрет существования заключается в избавлении от страхов.
— И откуда ты столько про Будду знаешь…
— У меня семья религиозная — пожимает плечами он: — а во-вторых ты ж только девушек кусаешь. У тебя в свите только девчонки. Это вообще-то называется сексизм. Вампиризм-сексизм. То есть вот ты, например вампир и ты кусаешь только красивых молодых девушек. А как же некрасивые? Или немолодые? Толстые там? Мужчины? Старики? Дети? Что за избирательность по половому признаку? Думаю, что современных вампиров за это бы осуждали.
— Кента-кун. Хироши-кун — возле моей парты с надкусанной якисобой и открытой банкой газировки — появляется Натсуми. Она аккуратно кладет на мою парту лакированное черное бэнто. Вообще-то бэнто — это даже не коробочка, это скорее упакованная еда, такие вот коробочки продаются тут везде, есть из пластика, есть из бамбука или дерева, но есть и такие вот — настоящие произведения искусства, из дорогих пород дерева, лакированные, на некоторых — рисунки, животные, сценки из жизни, пейзажи. На коробочке Натсуми — нет ничего. Черная лакированная поверхность. Но эта кажущаяся простота кричит о вкусе и дороговизне. Как там говорила староста «ты знаешь, кто у нее родители?». Не знаю я. Что более удивительно — никто в классе не знает. Нет, кто мои родители тоже никто не знает, но это только потому, что я никому не интересен и родители мои тоже. А вот Натсуми…
— Мое почтение, Натсуми-сан — говорит Хироши и испаряется в воздухе, оставляя после себя отчетливый запах серы, словно только что мелкого беса прогнали.
— Я вижу, ты уже начал — говорит она, открывая свой бэнто: — мог бы и дождаться.
— Эээ… — я был бы меньше удивлен, если бы она на столе танцевать начала без бюстгальтера. Потому что это еще можно объяснить, а вот то, что альфа-прайм черно-белых хищниц на большой перемене подсела ко мне за парту бэнто покушать — это из разряда необъяснимого. Для всех остальных. Понятно, что, между нами, после вчерашнего осталось что-то недосказанное, понятно, что заинтересовалась наша Натсуми, что это такое — не проглатывается, еще и упирается. Но это для нас. Для широкой общественности — непонятно. А я привык, что тут на широкую общественность очень большое внимание обращают. Вон, мы с Томоко — на улице или дома у меня — близки, а в классе вид делаем что незнакомы вовсе. Шизука вовсе на меня глаз в классе не поднимает, Наоми наши разговоры под деловые маскирует… а эта…
С другой стороны, она-то может себе позволить, она — альфа-прайм и только что в своей стае порядок навела, у нее есть возможность вести себя как захочет, она наверняка даже легкий кайф испытывает от возможности утереть нос «широкой общественности».
— У нас осталось дело … неразрешенное — говорит Натсуми, доставая из коробочки длинные черные палочки: — и я собираюсь его разрешить. Сегодня вечером после школы?
— Извини — говорю я: — у меня сегодня тренировка. Нобу-сенпай просил помочь…
Глава 29
Каким образом мой «Клуб Психологический Помощи и Поддержки Учащихся» превратился в это? Я смотрю на бумажный лист заявления о основании клуба в рамках школьного устава. Нет, подписи на месте — моя, Наоми и Томоко, но название наверху! Прежнее зачеркнуто и вымарано белым корректором, а на его месте убористым почерком старосты выведены несколько иероглифов.
— Потому что иначе нам бы не дали комнату — оправдывается Наоми: — и вообще слишком серьезные клубы привлекают много внимания. С таким названием официальным — мы бы на карандаше у всего педагогического совета были бы. Психологическая помощь и поддержка учащихся — это что, «значит, что школа и педагогический коллектив не следят за психическим здоровьем и благополучием учеников?» — передразнила она кого-то.
— Да, но… — поперек листа стояла синяя печать «одобрено». И клубное помещение нам выделили — в старом корпусе, там все равно комнат пустых полно. Надеюсь, не кабинет химии старый — от него у меня до сих мурашки по коже. Вот чего стоило Шизуке нормальных ножик прикупить, продаются тут всякие, я видел.
— А с таким вот названием никто к нам не прицепится! — добавляет староста, разглаживая листок заявки от учеников: — подумают, что мы такие же лунатики как эти, с клубом «Высшей Магии» или «Вечного Сияния Манги».
— Да и хрен с ним — в конце концов я смиряюсь с неизбежным: — название не главное. Главное, что у нас будет помещение и возможность собираться вместе без дополнительных усилий и средств. Проще будет. А название… — я смотрю на листок заявки. Как вы яхту назовете — так она и поплывет, говаривал Христофор Бонифатьевич, а здесь, конечно, не Беда, но близко. Клуб Экзорцистов, как вам? Изгоняющие дьявола, борцы с темными силами, ведьмаки районной школы, заклинатели духов и прочие Константины… конечно, у Хироши будут сложности по поиску клиентов, но и хрен с ним и его клиентами. Не для него и не для них все это. Достаточно и того, что мы сами сможем наконец регулярно заниматься выпрямлением кармы окружающих меня девушек, во избежание Армагеддона и Апокалипсиса, четыре всадницы которого уже скачут вокруг. И круги сужают, да.
— Хрен с ним, с названием — прохожу я все пять стадий принятия за несколько секунд. Наоми облегченно вздыхает.
— Я думала, ты сердится будешь — говорит она: — но иного выхода не было.
— Да ладно — отвечаю я, но беру себе на заметку, что староста — в состоянии самостоятельно принимать решения в сложных ситуациях, опираясь исключительно на собственный опыт и готова нести за эти решения ответственность. Из нас всех, пожалуй она самая зрелая будет. Понятно, что она у нас староста — такой староста и должна быть. Значит у меня в клубе Экзорцистов будет нехилая такая помощь и поддержка. Вернее — это я у нее помощник буду, согласно бумагам — она председатель. Тоже ничего против этого не имею, она лучше взаимодействие с администрацией школы выстроит, но вот самостоятельно принятие ей такого решения в свою очередь говорит о том, что психологию школьников наша староста не очень понимает. Поскольку я на самом деле не соответствую психологическому возрасту своего тела — то мне не обидно. Наоборот — удобно. Но вот школьнику, который сам придумал идею про клуб — на выходе и название поменять и самой во главе стать — тут можно и чувствительные струнки задеть. Она все еще смотрит на меня настороженно, поэтому надо дать понять, что все в порядке.
— Хорошо, что ты председатель клуба. — говорю я: — у тебя лучше получится с бюрократией школы дело иметь. И помещение уже выбила, молодец.
— Я попросила пустой кабинет директора — бывший кабинет директора в старом корпусе — говорит Наоми, торопясь показать свою полезность: — там и потеплее и света больше. И сам по себе он небольшой, если обогреватель зимой ставить. Нам разрешили туда чайник принести и микроволновку, если есть. Плитку не разрешают, говорят, что спалим старый корпус, никому не разрешают. Но можно котацу поставить и уроки делать после школы всем вместе. Много чего можно. Жалко, холодильника нет. — она приставляет указательный палец к подбородку и задумывается. Хозяюшка.