Новая жизнь владыки демонов 2
Шрифт:
Ну ничего, ничего. Этот ублюдок и представить не мог, какие я в своей жизни выносил страдания! И не догадывался, что простые физические увечья не могут сломить Джерлака Несокрушимого!
Меня пытают и истязают целую неделю. Спускают кожу, отрезают мясо по кусочку, со вкусом выбивают зубы, выдёргивают ногти – но я не собираюсь идти на поводу у смердов. Хотя просят они самую малость – сделать несколько «чистеньких» фотографий, на которых я работаю, сижу якобы в своей комнате, общаюсь с сотрудниками предприятия, обедаю в столовой, выслушиваю инструктаж
Они хотят создать видимость, что Радищев поместил меня в приемлемые для раба условия. Но я слышу их разговоры. Слышу, как они обсуждают, зачем я здесь. Куча фотографий и видео в разной одежде – для прессы, если вдруг что-то пойдёт не так и Радищеву придётся оправдываться. А как только нужное количество материала будет отснято – меня отправят в другое место.
И, подозреваю, там-то и начнётся настоящее «веселье»…
В первые дни я стараюсь оттянуть этот момент на как можно более долгий срок, чтобы набраться сил. И отчего-то решаю, что Радищев – идиот, и забыл о моём эфире. Даже притом, что я проиграл валдикту, притом, что я мог разом лишиться огромного количества почитателей – за пару дней невозможно настроить против себя всех, и всех же заставить о себе забыть. Так что эфир в моём теле должен копиться…
Но по какой-то, неизвестной мне причине он набирается очень медленно… Так медленно, что его не хватает на трансляцию самых простейших эмоций, и у меня нет никакой возможности повлиять на своих тюремщиков. А ещё мешает постоянная боль, которая нарушает концентрацию…
Меня держат в какой-то норе. Холодной, сырой и очень неудобной. Настоящая могила. Она расположена под полом заброшенного гаража и представляет собой узкую полоску, в которой я даже вытянуться в полный рост не могу, когда пытаюсь заснуть…
Но спать мне тоже не дают – обливают холодной водой, вытаскивают наружу, подвешивают за запястья на холодных цепях, избивают, хлещут кнутами…
А я продолжаю слать смердов нахер и всё думаю, когда мне ждать визита Радищева, и что сделать, чтобы он не узнал – кто я такой? Наверняка этот вопрос интересует его – иначе Фёдору не было бы никакого смысла оставлять меня в живых.
Неделя… Мне приходится вытерпеть целую неделю жестоких издевательств. Неделю, во время которой я наполняюсь ненавистью к своим тюремщикам и мучителям. В своей голове я прокрутил сотни, тысячи вариантов того, как убиваю их, мучаю в ответ и заставляю страдать…
Но, к сожалению, ярость – это просто ярость. Это не энергия, которую низшие используют для колдовства, и не эфир, всё также медленно заполняющий мою душу… Это всего лишь эмоция, которую я накапливаю, и которой с каждым днём поддаюсь всё сильнее, и сильнее.
Пока, наконец, Радищев всё таки не приезжает …
В этот день меня вытаскивают из этого заброшенного гаража, отмывают холодной водой, хлещущей напором из шланга, переодевают в сухое и отводят в небольшое двухэтажное здание. Оно расположено в восточном углу территории предприятия, скрыто за массивным насаждением тополей и людей здесь вообще никаких.
Как будто специально освободили к приезду хозяина…
Мои руки сковывают наручниками за спиной и усаживают на неудобный стул в небольшом зале на втором этаже. Он почти пуст – тут имеется только сцена, окна во всю стену, завешанные старыми шторами, и ряд старых стульев вдоль стен. В зале пыльно, и в носу начинает мгновенно свербеть.
Эх, наркун паршивый, даже не почесаться!
Впрочем, ждать приходится недолго – за спиной хлопает входная дверь, раздаётся звук шагов, и я слышу голос Радищева:
– Свободен, Добер. Я позову, как будет нужно.
– Конечно, господин.
Снова звук шагов, и хлопок двери. Я чуть поворачиваю голову, чувствую, как шипы рабского ошейника впиваются в кожу, сильнее, чем обычно, и слежу взглядом за Радищевым, который обходит меня.
Он выглядит… Отлично, нельзя этого не признать. Всё та же идеальная причёска, гладко выбритое лицо, как с иголочки, серый костюм в полоску и мерзкая ухмылка, которая меня бесит с первой секунды нашего знакомства…
– Ну здравствуй, Демид… Или скажешь, как тебя зовут на самом деле?
– Предпочитаю земное обращение.
– Что ж… Пока… Будь по-твоему. Я слышал, ты не слишком хорошо спелся с моими людьми?
– Им бы манерам поучиться, Федя, - скалюсь я, - А то только кулаками махать горазды. Принесли бы мне сырного супа, шашлычков, глядишь – и договорились бы. Да и ты тоже хорош - даже не представился... По-настоящему.
– Остряк, - Радищев улыбается в ответ, и даже не думает называть своё истинное имя, - Значит, на контакт идти не желаешь?
– Отчего же? – я изображаю удивление, - Просто не хочу говорить о серьёзных вещах с низшими. Ты ведь за этим приехал?
– Догадливый, - Фёдор прогуливается передо мной взад-вперёд, достаёт из кармана пиджака дорогой, позолоченный портсгар, вытаскивает оттуда сигарету. Щелкает пальцами, подкуривает её и с наслаждением затягивается, - Впрочем, это я понял и по твоим действиям.
– Польщён.
– Заткнись, - коротко бросает он, - У нас с тобой тут не светская беседа… Демид. Теперь ты – мой раб. И я тебя могу хоть на лоскуты порезать – никто мне и слова не скажет. Я не обязан предоставлять никому никаких отчётов о том, что с тобой случилось. Не обязан рассказывать ни князю, ни уж, тем более, журналистам, о том, как тебе живётся под моей пятой.
– И потому велел нащёлкать кучу фоток, в каких замечательных условиях содержится твой единственный раб? Мелковато, Федя.
– Это всего лишь страховка. Да и к тому же… Ты решил показать зубы.
– И материалов для прессы наклепать не получилось? – усмехаюсь я.
Радищев после этих слов громко и искренне смеётся, достаёт из кармана смартфон, экран которого раскладывается в широкую книжку, открывает на нём галерею и показывает мне. Я с изумлением узнаю себя – за станком, в столовой, в комнате, слушающим инструктаж, общающимся с работниками каких-то цехов.