Новая жизнь
Шрифт:
— Ты бросишь людей умирать в поле? — спросил батюшка.
Артем молчал, он смотрел в спины удаляющимся мужчинам.
— Ты христианин, Артем, прикажи сделать вылазку, чтобы достать медикаменты. Артем! Я обращаюсь к тебе!
Мужчина медленно покачал головой.
— Они все равно умрут, батюшка, как бы мерзко не звучали слова этого подонка, эти люди уже мертвы. Мы ничем не можем им помочь.
Роберт вздрогнул от этих слов. Могла быть разной подача, иной могло быть восприятие, но суть оставалась прежней. Артем был прав. Эти люди были мертвы. Они потеряли возможность выжить.
— Прикажи добить их, — Роберт не верил, что говорит эти слова, он почувствовал неприятную горечь во рту.
— Нет, у нас мало патронов, я не могу предать остальных людей, — он усмехнулся. — Мы-то еще немного поживем, да Роб? Как ты думаешь?
— Но как же…
— Нам надо двигаться дальше и не стоит терять время на разговоры. Следует помочь людям и двигаться дальше, — Артем поставил точку в их споре.
Однако Роберт не собирался отступать. Он перегородил мужчине дорогу.
— Если это не грипп, то что? — он попытался найти глаза Артема. — У тебя тоже кружиться голова и двоиться в глазах?
— Не обращай внимание… — Артем задумался и вдруг добавил. — Прости батюшка.
Мужчина нервничал. Роберт чувствовал его страх, чувствовал его робость, боязнь сделать один единственный неправильный шаг. Все это совсем странно сочеталось с решимостью в его словах и действиях, если не сказать что не сочеталось вообще. Стоило понимать, какой груз ответственности упал на плечи этого мужчины. Стоило понимать, что половина тех людей, которые еще несколько дней назад были готовы отдать жизнь за него, теперь отвернулись и угрожали Артему расправой. Это было тяжелой ношей, которую требовалось нести. Капитана, приходом которого Артем грезил, все не было.
Они подошли к автобусу. Артем перекинулся несколькими словами с той самой женщиной, которая не могла ходить и теперь сидела со своим ребенком на мешке с зерном. Испуганная, забитая и больная. Несколько человек, среди которых был Тимур выгружали мешки из автобуса. Теперь и мешки, и все остальные пожитки следовало нести на себе. Перспектива пугала и отталкивала но никто, похоже, не задавался мыслью оставить свои пожитки в автобусе. Поступи они иначе, брось свои приготовления в сломанном автобусе посереди поля у трассы и это могло означать только одно — отказ от мечты. А мечта как известно дорогого стоила… Эта было сродни последней соломинки за которой хватался утопающий.
Роберт присоединился к мужчинам и начал разгружать из автобуса мешки с зерном. После бессонной ночи, будучи обессиленным, мешки казались неподъемными и настолько тяжелыми, что руки вот-вот могли оторваться и упасть вместе с мешком наземь. Ничуть не лучше чувствовали себя и остальные мужчины. Тот же Тимур, невзирая на то, что мешок может порваться, а зерно высыпаться тащил их по земле. Сил на то чтобы поднять мешок попросту не было. Перенеся три мешка, обессиленный Роберт опустился на землю и откинулся спиной на пробитое колесо автобуса. Наверное, еще один такой мешок позволил бы Артему оставить его у автобуса в чистом поле. Силы кончились. Но к огромному облегчению батюшки закончились и мешки. Теперь куча зерна небольшой пирамидой возвышалась рядом с автобусом на земле.
Голова шла кругом. Несколько раз он ловил на себе испуганные, если не сказать чумные взгляды стариков, жалостливые, умоляющие взгляды матерей с детьми, но каждый раз он опускал глаза. Впервые за долгое время он не чувствовал в себе силы чем-либо помочь этим людям. Он знал, какая участь приготовлена раненным и смертельно больным, от этого становилось паршиво на душе. Роберту было жаль Артема, которому предстояло объявить этим людям о своем решении бросить их умирать… По коже пробежали мурашки. В то, что происходило здесь, трудно было поверить.
— Вы совсем сникли, батюшка! — Тимур внешне больше смахивал на выжатый лимон, но держался парень радостно, так будто ничего и не произошло.
— Далеко до лагеря? — пот залил Роберту все лицо и он помассировал залипавшие глаза, чтобы хоть как-то вернуть себя в реальность.
— Не хочется тащить мешки? Признаюсь я бы тоже бросил их к чертовой матери, вот только все равно возвращаться придется! Да и с мешками может чего худое произойти.
Роберту сейчас было плевать на мешки и на то каким образом эти самые мешки собираются нести дальше. Гораздо важнее было другое. Не хотелось слышать больше плача и стонов. Не хотелось видеть больше жертв. Может быть, и вправду по приходу в это загадочное место им удастся зажить по-новому? Он видел Сашу и Витю, которые о чем-то разговаривали в стороне, метрах в двухстах выше по дороге. Их окружило четверо мужчин, в числе которых он увидел своих бывших прихожан Кирилла и Сережу. Судя по жестикуляции разговор выдался напряженным. Он видел Артема, который поначалу опустился на присядки и закрыл лицо руками, но быстро пришел в себя и начал помогать раненным и больным. В ход шел компресс, который мужчина смачивал водой и прикладывал на раскаленные лбы несчастных. Люди, сраженные гриппом горели заживо. Без антибиотиков организм вряд ли мог долго продержаться в таком режиме самостоятельно. За обезвоживанием следовала верная, неминуемая смерть… Прикладывая компресс к голове, говорил ли он этим людям о том, что они останутся здесь брошенные умирать? Говорил ли он эти слова, когда брал грудничка на руки… Говорил или нет? Роберт почувствовал, как по его щекам полились обжигающие горячие слезы и он смахнул слезы краем воротника.
— Эй, ну что вы батюшка, не стоит так расстраиваться! — Тимур подсел рядом с Робертом и заглянул ему в глаза. — Я понимаю, что это тяжело принять. Но можно я скажу?
Роберт ничего не ответил поэтому Тимур посчитав что батюшка не против продолжил.
— Я долго думал над тем, что происходит сейчас… но все Артем делает правильно. Следует разделить нашу жизнь на до и после. На то что было тогда и то что есть теперь. Это две большие разницы. Рассудите сами, раньше я бы жизнь отдал, получи я возможность спасти другую жизнь и наверное ни о чем бы не жалел на том свете, — Тимур хмыкнул. — Сейчас же я думаю, что Господь дал нам шанс. А знаете, почему батюшка?
Роберт покачал головой.
— Потому что эта жертва сейчас ничего не значит и самое главное она ничего не изменит. Тогда да, а сейчас нет, — видя, что Роберт не совсем понимает ход его мысли, Тимур попытался объяснить. — Вот если я бы спас человека от неминуемой смерти тогда, в той жизни, что бы произошло. Будь у него семья, он бы вернулся в семью, да даже если у него никого не было, он получил бы еще один шанс на новую жизнь. А что сейчас, батюшка? Сейчас у него этого шанса попросту не будет и моя жертва окажется напрасной, а тот человек все равно умрет, потому что он обречен. Как то так. Логично, батюшка?
— Я не хочу сейчас об этом говорить, Тимур.
— Знаю, неприятно, тяжело все это пропустить через себя, но в конце концов ты приходишь к выводу, что мир изменился и в происходящем вокруг можно винить новые условия…
— В происходящем вокруг можно винить только себя! — вспылил Роберт.
— Сегодня, защищая стариков и детей, тех, кто обречен на гибель в этом мире, погибло семь бойцов, которые сами по себе могли выжить а потом зажить новой жизнью в лагере, — Тимур как-то по особенному ехидно улыбнулся. — Это как оберегать от солнца лед. Бесполезная штука потому что он все равно растает. Так и здесь… В конце концов никто не заставлял их вкалывать себе эту дрянь…