Шрифт:
Никита Тимшин
Новая Жизнь
Он проснулся уже давно, но не хотел открывать глаза. Лежал и прислушивался к новым ощущениям. Слушал звуки, вдыхал запахи, которые теперь звучали иначе. Чувствовал кожей, как она по-новому ощущает температуру. Напрягал и расслаблял каждую мышцу. Продолжая лежать с закрытыми глазами, через закрытые веки он видел свет, потому что операционные бинты были уже сняты.
Все в комнате словно замерло, ожидая, когда же, наконец, его глаза откроются. Даже птицы за окном почти затихли, лишь какой-то молодой только оперившийся птенец продолжал чирикать, не обращая внимания на важность ситуации.
В комнату кто-то зашел, это было слышно
– Просыпайтесь, мистер Морисон, – прошипел голос искаженный устройством очистки выдыхаемого воздуха, – повязки уже удалены, пора открыть ваши новые глаза. Вы же знаете это необходимо для того чтобы мы как можно быстрее обнаружили неполадки. Все остальное мы уже проверили, ваше тело идеально. Но нам важно ваше мнение относительно зрения. – голос продолжал уговаривать пробиваясь через шорохи и всхрипы системы очистки.
Мистер Морисон с большой неохотой приоткрыл правый глаз, взглянул на санитара и снова его закрыл.
– Все отлично, – сухо прошептал он, не хотелось напрягать новые голосовые связки, хотелось, чтобы сейчас все оставили его в покое.
***
Через два дня, сразу после выписки, он летел на сверхзвуковом поезде, то ныряя в черноту подземных туннелей, то выпрыгивая в бьющую по глазам ослепительную яркость солнечного дня. Через стеклянные стенки вакуумной трубы, в которой скользил его вагон, он разглядывал величественные горы, мимо которых проходил его маршрут. Сколько раз он уже проделывал этот маршрут? Он уже давно сбился со счета. Путь туда всегда проходил ночью, и за окном категорически ничего нельзя было разглядеть. Конечно же, они устроили это специально: ночью поезд несет твое умирающее тело, и это путешествие подобно поездке в загробный мир, такое же скучное и монотонное. Зато обратно ты едешь с первыми лучами восходящего солнца, что, наверное, должно символизировать новую жизнь. Да они даже построили клинику где-то посередине Тибета, эдакая Шамбола, дарующая бессмертие.
Но этот чудесный яркий величественный вид за окном уже давно перестал его радовать или удивлять. Он отвернулся от окна и стал разглядывать тех немногих пассажиров, что волею судьбы оказались с ним в одном вагоне. Два мальчика и одна девочка на вид 12-13и лет. Они прилипли к окну и жадно пожирали глазами все, что могли увидеть. “Новички, – подумал он, – плодотворным трудом накопили себе на новую жизнь, но не достаточно, чтобы им предоставили полноценное тело, и теперь будут вынуждены заново развивать его физически собственными усилиями”.
Он сам был таким когда-то, даже когда денег стало хватать на полноценное тело, еще пару раз он считал что следующую жизнь надо прожить полностью. Так хотелось вновь ощутить детство, юность, молодость. Наслаждаться гибкостью своего юного тела. Ощущать как с каждым днем растешь все выше и выше.
Но это быстро надоело, слишком долго и неудобно. Как минимум 10 лет, можно выкинуть из жизни, пока все функции в организме придут в нормаль. С тех пор он всегда заказывал взрослое тело 25и лет, уже вполне функциональное, но еще при этом свежее. Да, заказывать приходится сильно заранее, но время давно потеряло для него ценность. В последний раз пришлось прожить в старом теле до биологических 120и лет, пока новое тело не вырастили до нужных параметров.
– Вы позволите? – он вздрогнул от неожиданности, потому что девушка подошла в тот момент, когда он совсем уже почти утонул в размышлениях о своем многовековом прошлом
Он поднял на нее взгляд, и у него перехватило дыхание. Сколько ей на самом деле лет, в этом поезде можно было только догадываться. Но на вид ей можно было дать столько же сколько ему, лет 25, она была молода и красива. Ее красота была такой нежной, такой хрупкой, такой идеальной. Она была не слишком высока, и не была слишком низка, не была излишне тощей, но и полной ее язык бы не повернулся назвать. На ней было легкое ярко красное платье, его любимый цвет. Расклешенная юбка чуть ниже колен, и маленькие бретельками на ее белых плечах. Длинные светлые волосы спадали с плеч, прикрывая их наготу. А ее лицо казалось таким знакомым, таким манящим. Большие зеленые глаза, чуть прищуренные из-за солнца, бьющего через сплошные панорамные окна вагона. Он готов был поклясться, что заглядывал в них уже когда-то.
– У вас не занято? Можно к вам присесть? – девушку явно позабавило, как мистер Морисон разглядывал ее, открыв рот, и широко ему улыбнувшись, не дождавшись его ответа, она села на сидение напротив него и протянула ему руку. – Маргарет ДеБуа, но можно просто Марго
– Джим Морисон, – он взял ее за руку, почувствовал ее холодные длинные пальцы в своей ладони, все еще не переставая удивляться этим знакомым ощущениям от нее
– Вы так очаровательно милы в своем замешательстве, – девушка выдернула руку, которую он никак не хотел отпускать и звонко засмеялась.
Этот смех был так приятен, и он расплылся в блаженной улыбке. Но где он мог ее видеть, он никак не мог вспомнить, как ни старался.
– С вашим речевым аппаратом все в порядке, Джим? – вдоволь насмеявшись, обеспокоенно спросила девушка.
– Простите, я… – он с трудом вышел из оцепенения, но все еще не мог собрать мысли, настолько его потрясла эта встреча. – Я…мне…– Джим глубоко вздохнул, – у меня стойкое ощущение, что мы где-то встречались, но я никак не могу вспомнить где.
– Видимо в одной из прошлых жизней. – вновь улыбнулась девушка. – В наше время эта фраза не звучит так банально, не правда ли?
– Да, наверное, – все еще не уверенно, но уже более осознанно ответил он.
“Она определенно права, сколько было этих жизней, и сколько было в них людей. Мы просто когда-то, сотни лет назад уже встречались, скорее всего, совсем мимолетно” – про себя подумал Джим, и от этой мысли почему-то стало так грустно. Жизнь, не смотря на свою длину, несется так быстро, что он сумел пройти мимо такой красоты и даже не вспоминать потом никогда об этом. Сколько же в ней жизни, радости. Как она умудряется, прожив не одну жизнь, не устать, а продолжать получать от нее удовольствие.
– Вы такой серьезный, Джим. Мне это нравится! – она игриво подмигнула ему, – Может быть пойдем в вагон ресторан, выпьем кофе, и мне удастся вас разговорить?
Он с радостью согласился, на душе у него было по-прежнему грустно, но от ее улыбки почему-то становилось светлее, так как не было уже очень-очень давно. В ресторане не было панорамных окон, там вообще было достаточно темно, но так было даже лучше, этот полумрак создавал какую-то интимность. Они болтали всю дорогу, вернее болтала она, скорее даже щебетала, а он слушал и любовался. Как только что вылетевшая из гнезда синичка, которая прилетела к старому замшелому дубу и села на его кривую древнюю сухую ветку. От ее трелей мох отпадал клочками, на, казалось, безнадежно засохших обвитых паутиной ветках вдруг начали проклевываться ярко-зеленые молодые листочки. И все дерево еще вчера покосившееся, угрюмое, скрюченное, теперь распрямлялось во весь свой могучий рост. Такие картины рисовались сейчас у него в голове. Неужели он вновь живет, где-то на горизонте его сознания вновь замаячил смысл. Может быть, правда, именно этого не хватало ему в его “прошлых жизнях”? Он когда-то очень давно в одном из своих первых продлений задумывался над тем, чтобы жениться и завести детей. Но быстро отбросил эту идею, потому что тем, кто заводил ребенка отныне было запрещено продлеваться. Так решили мудрецы, к коим и он уже давно относился.