Новеллино
Шрифт:
VI (L)
[О том, как дон Деджо одарил бедняка]
Ехал однажды по дороге дон Деджо из Фьенайи [302] в богатом одеянии и в сопровождении многочисленной свиты. Некий жонглер попросил у него подарок, и дон Деджо дал ему сто марок серебром. Получив деньги, жонглер сказал: «Мессер, так много мне еще никто не давал». И добавил: «Будьте же столь любезны, назовите ваше имя». Но дон Деджо лишь пришпорил коня и ничего ему не ответил. Тогда жонглер швырнул деньги на землю и сказал: «Богу неугодно, чтобы я принял в дар сто марок и не знал, кто мне их дарит». Увидев это, дон Деджо поворотил коня и сказал: «Раз уж тебе так хочется знать мое имя, то зовусь я дон Деджо из Фьенайи». Тогда жонглер подобрал деньги и ответил: «Не жди от меня благодарности, дон Деджо». Много толковали об этом происшествии, и было решено, что жонглер сказал хорошо, ибо слова его означали: «В обычае у тебя быть щедрым, и поступать по-иному ты не можешь и не можешь одаривать скудно».
302
Деджо из Фьенайи — возможна идентификация с Диего Лопесом Бискайским (коп. XII — нач. XIII в.). приближенным Альфонса VIII, короля Кастилии. За щедрость его восхваляли многие трубадуры.
Тулий, мудрейший философ, написал риторику, [304] иными словами, об искусстве красноречия. В те же времена жил и другой философ по имени Салюстий, который питал ненависть к Тулию, поносил его всечасно и обрушивал на него всяческую хулу, говоря: «Гнуснейший человек, льстивый, презирающий и друзей и людей, коварный советчик, скопище омерзительных пороков, назвать которые не поворачивается язык». [305] И Тулий так ему отвечал: «Тот, кто ведет жизнь, подобную твоей, не может говорить иначе, нежели говоришь ты; а тот, кто говорит, как ты, не может вести честную жизнь».
303
Воспроизводит текст «Цветов и житий философов» (Fiori e vile de'filosofi ed altri sa vi ed imperadori, XX–XXI).
304
Имеется в виду сочинение Цицерона «О нахождении», которое было переведено на итальянский язык Брунетто Латини под названием «Риторика».
305
До нас дошли «Инвектива против Цицерона» и «Инвектива против Саллюстия», которые в древности считались произведениями соответственно Саллюстия и Цицерона: ныне эта атрибуция признается недостоверной. Гай Саллюстий Крисп (86–34 г. до п. э.) — римский историк, политический противник Цицерона.
VIII (LXII)
[О том, как Сократ учил римлян царствовать как можно дольше]
Здесь речь пойдет об изречениях некоторых философов. Римляне в ту пору, когда весь мир платил им дань, подумали однажды: «Как сделать так, чтобы владычество наше длилось вечно?». Отправились они к некому философу по имени Сократ и спросили у него: «Учитель, как сделать, чтобы, владычество паше никогда не кончилось?» И Сократ ответил: «Сие невозможно, ибо всему на свете приходит конец, но я научу вас, как продлить ваше царствование». На что римляне сказали: «Хорошо, мы согласны». И вот что поведал им философ: «Живите праведно, никогда не поступайтесь справедливостью, и царство ваше продлится на века».
А другой философ сказал так: «Покуда римляне повиновались Риму, они сумели покорить весь мир, но как только Рим оказался во власти римлян, почти вовсе утратили они свое могущество». А еще один мудрец сказал: «Не могут долго царствовать те властители, которые волю свою возводят в закон». [306]
IX (LXIII)
Однажды Ланселот сказал по поводу несчастья, коего можно было бы избегнуть, если бы люди вняли его советам: «Теперь вы сами видите, какое зло проистекает из того, что не слушаете вы добрых советов».
306
Настоящая новелла строится по принципу «Цветов и житий философов»: за биографическим или псевдобиографическим фактом следует набор изречений, приписываемых данному историческому лицу
X (LXVI)
[О том, как Мерлин осудил одного святошу] [307]
Здесь речь пойдет об одном святоше, который выдавал себя за праведника и щедро жертвовал на церковь, и которому многие, умирая, завещали золото и серебро, дабы он раздавал их бедным на помин души усопших. Звали того святошу Аргистресом. Однажды, когда Мерлин был в храме, пришел туда и этот Аргистрес и долго молился, окруженный толпой бедняков. Помолившись, он обернулся, достал деньги из кошелька и стал всем раздавать милостыню. Проделывая это, он вдруг заметил Мерлина. И подумал: «Если правда, что Мерлину все ведомо, как ходят о том слухи, значит, ему известны и мои дела»… И что же он тогда сделал? Подошел он к Мерлину и завел такие бранные речи: «Что ты за пророк такой выискался и как можешь ты утверждать, что тебе известно все на свете? Ведь все может знать только всевышний. А если ты и вправду так много знаешь, то скажи, какой конец мне уготован». И мудрый Мерлин так ответил ему: «Подлый святоша, ты будешь повешен, утонешь в воде и сгоришь в огне». Тогда святоша сказал: «Вы только послушайте, синьоры, что за бессмысленные речи!» И он отправился прочь и задумал погубить Мерлина. Мерлин же в ту пору был еще ребенком и жил под присмотром своей няньки. Однажды утром, когда она, нянька эта, ушла в церковь, подлый святоша развел огонь и поджег дом Мерлина; а дом этот стоял на краю улицы, на которой жил сам Аргистрес, но только на другом ее конце. И вот, богу было угодно, чтобы огонь, переходя от одного дома к другому, добрался и до жилища Аргистреса. И тот, стремясь спасти свой дом, бросился к колодцу и стал в спешке черпать из него воду. Цепь оборвалась и обвилась вокруг шеи Аргистреса; своей тяжестью она увлекла его в колодец, и он утонул. Люди, помогавшие тушить пожар, бросали в колодец горящие балки, отчего подлый святоша сгорел, будучи уже мертвым. Мерлин же возвышался над огнем, и пламя его не доставало. Когда нянька вернулась, она помогла ему выбраться из горящего дома и отвела к епископу, и тот спросил: «Что тебе известно о подлом Аргистресе?» И Мерлин ответил: «Поищите в доме его там-то и там-то и вы найдете сорок ящиков с серебром, которые получил он, дабы раздать во имя божие и за упокой души усопших, и он роздал часть, а остальное припрятал». Послушались люди Мерлина и нашли деньги там, где он и говорил. Тогда епископ спросил его: «Что делать нам с этими деньгами?» И Мерлин отвечал: «Одну треть отдайте наследникам тех, кому они принадлежали; другую треть отложите про запас для бедняков, дабы можно было во всякое время оказывать им помощь; а еще одну треть раздайте нищим в округе». И епископ приказал, чтобы так все и было исполнено.
307
Источник сюжета — «Пророчества Мерлина» (Les Prophecies de Merlin, I, GCXXXIV–CCXXXVII). Ср. Новеллино, XXV.
XI (LXVII)
Тулий некогда сказал одному человеку, коему казалось, что живет он хуже, чем ему хотелось бы: «Лучше человеку вести жизнь посредственную, но чувствовать себя уверенно, чем пытаться на свой страх и риск что-либо менять».
XII (LXX)
[Пророчество Мерлина] [308]
Однажды, когда Мерлин сидел один-одинешенек в комнате и заливался горючими слезами, к нему пришел мессер Антонио и, увидев, как горько он плачет, спросил: «Что с тобой, Мерлин, почему ты плачешь? Ты повергаешь меня в удивление, ибо никогда раньше я не видел тебя плачущим». И Мерлин сказал: «Я плачу, потому что у меня есть
308
Источник сюжета — «Пророчества Мерлина» (Les Prophecies do Merlin, I, XVIII–XIX).
309
средневековой легенде рассказывается, что апостол Фома, проповедуя в Индии, подрядился выстроить дворец для царя Гудефора, однако все деньги, выданные ему на строительство, отдал беднякам, за что был брошен в темницу. В это время умер Гад, брат царя, и возносясь на небо, увидел великолепный дворец, выстроенный, как ему было сказано, Фомой для Гудефора. Гад попросил разрешения вернуться на землю и обратился и христианство вместе со своим братом, царем Гудефором. В новелле дворец символизирует церковь, а вавилонский дракон — антихриста.
XIII (LXXIV)
Один великий философ по имени Назимандр [310] высказал некогда суждение о том, что государь должен чтить философа. Александр, коему ведомо стало это изречение, проезжая однажды на золотой колеснице по многолюдной улице, увидел философа по имени Сократ, идущего пешком. Александр сошел с колесницы и воздал ему божеские почести, как учил Назимандр.
XIV (LXXVI)
Говорил Аристотель, что дерзость — порок, а мужество — добродетель, ибо дерзкий подобен хищному зверю и бросается очертя голову на противника, не ведая, сможет ли одолеть его. Он никогда не отступит ни перед тем, кто слабее его, ни перед тем, кто силою его превосходит. Мужественный же когда должно проявит твердость, когда должно пойдет в наступление, а если понадобится, сумеет спастись бегством.
310
Назимондр — возможно, Анаксимандр Милетский (610–546 п\ до и. э.), греческий философ.
Дополнение к Новеллино I [311]
I
Некая дама из Мантуи, муж и брат которой оказались в тюрьме, молила мессера Боттичеллу [312] пощадить их, ибо оба они должны были быть повешены за совершенные преступления, и вот что он сказал ей: «Донна, я отдам тебе одного из них: кого ты выбираешь?» И она выбрала мужа. Это понравилось мессеру Боттичелле, и он отпустил обоих; если бы она выбрала брата, все было бы по-иному, но она была умной женщиной.
311
Данные четыре новеллы содержатся в различных рукописях «Новеллино» между новеллами основного корпуса. Две первые — в кодексе Медицейской библиотеки Флоренции, созданном в XV в. Третий рассказ, вернее сентенция, находится, помимо названного кодекса, еще в двух: Мальябекиано-Строцциано II, III, 343 (XIV в.) и Лаурепциано — Гаддиано 193 (после 1315). где располагается между новеллами L и LI. Высказывание о правде (новелла IV) имеется только в двух последних манускриптах. Перевод выполнен по изданию: Novellino e conti del Duecento.
312
Боттичелла - Гвидо Бонаккольси (dominus Botexella), правитель Мантуи, по приказу которого в 1291 г. были арестованы некий Тазино и его сын Филиппино, освобожденные в 1293 г.
II
[Женщина с ножичками] [313]
Жила некогда одна очень красивая женщина, по весьма безрассудная и большая развратница. За красоту ее щедро одаривали. И вот однажды некто, воспылав к ней греховной страстью, подарил ей необычайной красоты ножичек, украшенный драгоценными камнями и жемчугом. И получил то, чего домогался. С тон поры каждый, кто желал добиться ее любви, дарил ей самый красивый ножичек, какой удавалось ему раздобыть, и достигал желаемого. И столько надарили ей этих ножичков, что она наполнила ими целый ларь. Когда же молодость ее миновала, она не перестала грешить, хотя достаточно уже натешила свою плоть в молодые годы. Красота ее поблекла, и дарители ножичков наведывались к ней все реже, отдавая предпочтение тем, кто помоложе. Однако ее все еще одолевало желание предаваться греху, и она почитала себя такой же обольстительной, как и прежде; столь превратно было ее мнение о себе самой. А посему обидно ей было, что у нее уже не так много поклонников, как раньше. И вот однажды из опасения, что один из них — тот, что нравился ей более прочих, — не придет, она послала ему в подарок свой прекрасный ножичек. И он пришел к ней ради этого подарка, но впредь никогда уже не возвращался. Это огорчило ее, и она послала еще один ножичек другому юноше, и тот поступил так же, как первый. По мере того как исчезала ее красота, молодые люди приходили к ней все с меньшей охотой. И она столько раз посылала им в подарок свои ножички, что почти все они вернулись к своим прежним владельцам. Когда же она и вовсе состарилась, то стала платить им деньги, лишь бы продлить свои греховные удовольствия. Недаром говорят: «Ты поступаешь подобно той, что возвращала ножички».
313
Первая манифестация сюжета новеллы — в книге проповедей и «примеров» Иакова из Витри (Crane Т. The Exempla or Illustrative Stories from the Sermones Vulgares of Jacque de V try, 2). Непосредственный источник настоящей новеллы — сочинение Филиппа из Наварры (ум. ок. 1256) «О четырех возрастах человека» (Trait'e des quatre ^ages do l'homme). Сюжет использован итальянским новеллистом XVI в. Джованфранческо Страпаролой (Приятные ночи, V, 5).
III
Три вещи есть на свете, которые невозможно ни исправить, ни искупить: девушке, однажды совершившей грех, никогда, какую бы целомудренную жизнь она ни вела, не избавиться от дурной славы; рыцарю, однажды оказавшемуся трусом, никогда, какую бы отвагу он ни выказывал, не избавиться от дурной славы; купцу, однажды запятнавшему себя мошенничеством, никогда, как бы честно он ни торговал, не избавиться от дурной славы.
IV
Правда обладает такой силой, что убить ее нельзя; ее можно ранить коварными наветами и лицемерием, но не убить. Человек не может идти против правды, подобно тому, как не может он перепрыгнуть через собственную тень.