Новеллы
Шрифт:
Несколько минут спустя дикий голубь с раненым крылом, боязливо озираясь, вернулся на поляну. Сусаноо тихо спал на траве. На его лице, освещенном лучами солнца, просачивающимися сквозь ветви дуба, все еще лежала тень легкой улыбки. Дикий голубь, приминая астры, осторожно приблизился к нему и, сильно вытянув шею, уставился на его спящее лицо, будто удивляясь, чему это он улыбается.
С тех пор ему являлся иногда образ той веселой девушки, но, как я уже говорил, Сусаноо было стыдно признаться
Он по-прежнему избегал людей и любил горы. Не, проходило и ночи, чтобы он не уходил далеко в лес, ища какого-нибудь приключения. Бывало, что он убивал льва или большого медведя. Или, перевалив за не знающие весны вершины гор, охотился на орлов, живущих среди скал. Но ему еще не встретился достойный соперник, на которого он мог бы направить свою недюжинную силу. Даже пигмеев — обитателей горных пещер, прозванных яростными, он сражал всякий раз, как с ними Встречался. И он часто приходил в селение с их оружием или с насаженными на копья своих стрел птицами и зверями.
Меж тем его храбрость сыскала ему много врагов и много друзей в селении, и они открыто переругивались, когда представлялся случай. Он старался, конечно, гасить вспыхивавшие ссоры. Но противники, не обращая на него внимания, сцеплялись по любому поводу. Будто их сталкивала какая-то неведомая сила. Не одобряя их вражды, он все же, помимо своей воли, был втянут в нее.
В один из ярких весенних дней, неся стрелы и лук под мышкой, Сусаноо спускался с покрытой травой горы, раскинувшейся позади селения. Он с досадой думал о том, что промахнулся, стреляя в оленя, и пестрая оленья спина то и дело вставала у него перед глазами. Когда он подошел к одинокому вязу, утопающему в пене молодой листвы на вершине склона, откуда уже были видны крыши селения в лучах заходящего солнца, он заметил нескольких парней, бранящихся с молодым пастухом. И коров, жующих траву. Было ясно, что парни пасли на этом зеленом склоне свой скот. Пастух, с которым бранились парни, был одним из почитателей Сусаноо. Он был предан Сусаноо, как раб, но тем самым только вызывал его неприязнь.
Увидев их, Сусаноо сразу же понял, что надвигается беда. Но раз уж он подошел к ним, то не мог слушать их перепалку и не вмешаться. И он спросил у пастуха:
— Что тут происходит?
Когда пастух увидел Сусаноо, глаза его засияли от радости, будто он встретил друга, и он тут же стал жаловаться на злобных врагов. Что они, дескать, ненавидя его, мучают его скот, нанося ему раны. Рассказывая об этом, он то и дело бросал на парней гневные взгляды.
— Ну вот, сейчас мы рассчитаемся с вами,— хвастливо заявил он, надеясь на защиту Сусаноо.
Пропустив мимо ушей его слова, Сусаноо повернулся к парням и хотел было ласково, что вовсе не пристало ему, дикарю, заговорить с ними, но в этот миг его почитатель стремительно подскочил к одному из парней и с размаху ударил его по щеке — видно, ему надоело увещевать его словами. Пастух пошатнулся и бросился на него с кулаками.
— Постойте! Вам говорят, погодите! — рявкнул Сусаноо, пытаясь разнять дерущихся, но когда он схватил за руку пастуха, тот с налившимися кровью глазами вцепился в него. Приятель Сусаноо выхватил из-за пояса плеть и как безумный ринулся на своих врагов. Но не всех ему удалось достать своей плетью. Они успели разделиться на две группы. Одна окружила пастуха, а другая кинулась с кулаками на Сусаноо, потерявшего самообладание из-за непредвиденного события. Теперь Сусаноо ничего не оставалось, как самому полезть в драку. К тому же, когда его ударили кулаком по голове, он так рассвирепел, что ему было все равно, кто прав, кто виноват.
Они сцепились и стали колотить друг друга. Коровы и лошади, пасшиеся на склоне, в испуге разбежались. Но пастухи так яростно дрались, что не заметили этого.
Вскоре у тех, кто сражался с Сусаноо, оказались сломанными руки, вывихнутыми ноги, и они без оглядки бросились врассыпную вниз по склону.
Разогнав противников, Сусаноо принялся урезонивать распалившегося друга, который вознамерился было их преследовать.
— Не шуми! Не шуми! Пусть себе убегают,— сказал Сусаноо.
Высвободившись из рук Сусаноо, пастух тяжело опустился на траву. Ему сильно досталось, это видно было во его вспухшему лицу. Взглянув на него, рассерженный Сусаноо невольно развеселился.
— Тебя не ранили?
— Нет. Но если бы и ранили, какая в том беда! Зато мы задали им хорошую трепку. Вы-то не ранены?
— Нет. Вот только шишка вскочила.
Высказав досаду, Сусаноо уселся под вяз. Внизу, в лучах вечернего, солнца, освещавшего склон горы, краснели крыши селения. Вид их был тих и спокоен, и Сусаноо даже показалось, что сражение, которое только что здесь развернулось, было сном.
Сидя на траве, они молча глядели на тихую деревню, окутанную сумерками.
— Шишка болит?
— Нет, не особенно.
— Надо приложить жеваный рис. Говорят, помогает.
— Вот как! Спасибо за совет.
Пришлось Сусаноо столкнуться и с другими жителями деревни, причем не с несколькими парнями, а почти со всеми. Так же как сторонники Сусаноо считали его своим вождем, так остальные парни почитали двух пожилых людей: Омоиканэ-но микото [140] и Тадзикарао-но микото. И эти люди, видимо, не питали к Сусаноо особой неприязни.
140
Омоиканэ-но микото — бог таланта и добродетели.
А Омоиканэ-но микото даже нравился необузданный нрав Сусаноо. Дня три спустя после драки на пастбище Сусаноо, как всегда, один пошел в горы, на старое болото, ловить рыбу. Туда же совершенно случайно пришел и Омоиканэ-но микото. Они дружески беседовали, сидя на стволе трухлявого дерева. Омоиканэ-но микото, старец с седой бородой и седыми волосами, носил почетное звание первого ученого и первого поэта в селении. Женщины вдобавок считали его весьма искусным колдуном, потому что он любил бродить в горах, выискивая лечебные травы.
У Сусаноо не было причин питать вражду к Омоиканэ-но микото. Поэтому он охотно беседовал с ним, закинув удочку в воду. Они долго разговаривали, сидя на берегу болота под ивой, увешанной серебристыми сережками.
— В последнее время все только и говорят о твоей силе,— сказал, помедлив, Омоиканэ-но микото и улыбнулся.
— Пустые разговоры.
— Хорошо, что говорят. А от того, о чем не говорят, какой прок.
Сусаноо пришел в недоумение.
— Вот как! Значит, не было бы разговоров, не было бы и...