Новеллы

Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса

НА ЗЕМЛЕ ВЕЛИКОЙ КУНГАХЭЛЛЫ

(Перевод А.Савицкой)

Если бы человек, слыхавший о старинном городе Кунгахэлле, пришел к тому месту у реки Нурдре, где город некогда располагался, он был бы наверняка очень удивлен. У него возник бы вопрос: неужели церкви и крепости могли растаять, как снег, или земля могла разверзнуться, чтобы поглотить их? Он — на месте, где в давние времена стоял великий город, и не находит ни единой улицы, ни единой пристани. Он не увидит ни груд руин, ни пепелищ от пожаров, а найдет там лишь господскую усадьбу, утопающую в зелени деревьев, и красные дворовые постройки. Он увидит просторы лугов и полей, по которым из года в год движется плуг, не встречая на своем пути препятствий

в виде старых фундаментов или мощеных дворов.

Можно, пожалуй, предположить, что первым делом он спустится к берегу реки. Конечно, он и не ожидал найти там ни одного из тех огромных кораблей, что ходили во все гавани Балтийского моря или в далекую Испанию. Но он все же надеялся увидеть хоть какие-то следы старых корабельных верфей, больших сараев для лодок и пристаней. Он думает, что найдет какую-нибудь из тех больших печей, где варили соль, он захочет увидеть потертые камни ведшей к гавани мощеной улицы. Он спросит о немецкой пристани и шведской пристани, он захочет посмотреть на пристань плакальщиц, где женщины Кунгахэллы прощались со своими мужьями и сыновьями, когда те отправлялись в дальнее плавание. Но когда он спустится на берег реки, то не увидит ничего, кроме ухабистой проезжей дороги, ведущей к поселку с паромной переправой, он увидит лишь несколько жалких лодок и маленький плоский паром, перевозящий повозку в Хисинген. [9] И никаких кораблей, медленно идущих вверх по реке… Он не увидит даже ни единого потемневшего остова, лежащего и гниющего на дне реки.

9

Хисинген — один из крупнейших островов Бохусленского архипелага при впадении рек Гёта-эльв и Нурдре в Северное море.

Когда же он не найдет ничего примечательного и возле гавани, он, вероятно, попытается разыскать легендарный Монастырский холм. Он, возможно, захочет посмотреть на остатки укреплений и валов, окружавших холм в прежние времена. Он, может быть, захочет увидеть высокий замок и низкие монастырские постройки. Он скажет себе, что должны же были остаться по крайней мере хоть обломки великолепной церкви Святого Креста, в которой хранился чудотворный крест, привезенный из Иерусалима. Он подумает о тех памятниках старины, которыми усеяны священные холмы, возвышающиеся над другими древними городами, и его сердце забьется в радостном ожидании. Но когда он подойдет к старому холму, поднимающемуся над полями, то не найдет там ничего, кроме шелестящих деревьев. Он не найдет ни стен, ни башен, ни фронтонов, прорезанных готическими окнами. Он найдет там садовые скамьи и стулья под деревьями, но не увидит ни монастырского двора с колоннами, ни надгробных камней тонкой работы.

Ну а когда он и здесь ничего не найдет, он, возможно, начнет искать королевскую усадьбу. Он подумает о тех огромных залах, из-за которых город и получил название Кунгахэлла. Может быть, все же осталось хоть что-нибудь от тех бревен, толщиной в локоть, из которых были сложены стены, или от тех глубоких подвалов под большим залом, где пировали норвежские короли. Он подумает о зеленой глади двора королевской усадьбы, где короли объезжали подкованных серебром жеребцов, а королевы доили золоторогих коров. Он вспомнит о высоком девичьем тереме, о прачечной с большими котлами, об огромной поварне, где в котел разом помещалась половина быка, а свинья жарилась на вертеле целиком. Он подумает о людской, о соколиной клетке, о жилых постройках, теснящихся вокруг двора, поросших от старости мхом и украшенных головами дракона. От такой массы строений должно же было остаться хоть что-нибудь, думает он.

Но когда он спросит о старой королевской усадьбе, его отведут к господскому дому с застекленной верандой и зимним садом. Скамья для почетных гостей исчезла, как исчезли и украшенные серебром рога для питья, и щиты, обтянутые бычьей кожей. Ему не смогут показать даже равнинную дворовую площадь, сплошь заросшую низкой травой, или узкие тропинки,

протоптанные по черной земле. Он увидит земляничные грядки и розарии, увидит веселых детей и молодых девушек, играющих под яблонями и грушами. Но ему не увидеть ни сражающихся рыцарей, ни кавалеров, играющих в волан.

Возможно, он будет искать на площади дуб, под которым короли проводили тинг и где возвышались двенадцать каменных плит для судей. Или ту улицу, которая, как утверждали, была длиной в милю? Или те дворы богатых купцов, отделенные друг от друга мрачными переулками (купцы владели пристанями и сараями для лодок на берегу реки)? Или церковь Девы Марии у площади, куда мореплаватели приносили в жертву небольшие изображения кораблей и скорбные маленькие сердечки из серебра?

Но нет ничего, что бы можно было ему показать. Там, где пролегала та длинная улица, пасутся коровы и овцы. На площади растут рожь и овес, а на том месте, где в прежние времена толпились вокруг манящих торговых рядов люди, возвышаются конюшни и скотные дворы.

Наверняка все это его сильно опечалит.

— Неужели ничего не осталось? — скажет он. — Неужели я совсем ничего не смогу увидеть?

Возможно, он подумает, что его обманули. Он скажет, что невозможно представить себе, что здесь находилась великая Кунгахэлла. Она, должно быть, располагалась в другом месте.

Тогда его поведут на берег реки и покажут ему грубо вырубленную каменную глыбу, с которой соскребут серебристо-серый лишайник, чтобы он смог увидеть фигуры, высеченные на граните.

Он не сможет понять, что они изображают; они будут для него не яснее пятен на лунной поверхности. Но его заверят, что перед ним изображения корабля и лося, высеченные здесь еще в древние времена в память об основании города.

И если он так ничего и не поймет, ему станут рассказывать о том, что представляют собой наскальные изображения.

СИГРИД СТУРРОДА [10]

(Перевод А.Савицкой)

10

Сигрид Стуррода (Повелительница) — персонаж древнескандинавских легенд. По преданию Сигрид Стуррода, дочь крестьянина, вышла замуж за короля свеев Эрика Сегерселля (ум. ок. 995) и родила сына Улофа, будущего шведского короля Улофа Шётконунга (ок. 995 — 1020), во время правления которого в Швеции было официально принято христианство. После смерти второго мужа, датского короля Эрика Твешегга, к ней посватался норвежский король Олав Трюггвасон (969 — 1000). Получив ее согласие, он внезапно отказался на ней жениться, после чего она в гневе воскликнула: «Я отучу этих мелких королей ко мне свататься», за что и получила прозвище Стуррода — Повелительница.

Как-то раз выдалась чудесная весна. И именно той весной шведская королева Сигрид Стуррода назначила в Кунгахэлле встречу норвежскому королю Олаву Трюггвасону, чтобы договориться о свадьбе.

Было очень странно, что король Олав хотел взять в жены королеву Сигрид. Конечно, она была богата, прекрасна и великодушна, но она была ярой язычницей, в то время как король Олав был христианином и думал лишь о том, как построить церкви и принудить народ креститься. Возможно, он ждал, что Отец Небесный обратит ее в истинную веру.

Но еще более странным было следующее: как только Стуррода объявила посланцу короля Олава, что поплывет в Кунгахэллу, лишь море освободится ото льда, сразу же началась весна. Холода и снегопады прекратились в то самое время, когда обычно зима бывает в полном разгаре.

Когда Стуррода сообщила о том, что собирается снаряжать свои корабли, на заливах сошел лед, луга зазеленели и, хотя до праздника Благовещения было еще далеко, скот уже можно было отправлять на пастбище.

Когда королева проплывала через Вестъётские шхеры в Балтийское море, кукушки куковали в скалах, хотя было еще так рано, что вряд ли можно было надеяться услышать и жаворонка.