Новенький
Шрифт:
«Еще нет»
«Посмотри сегодня, а завтра я принесу в школу ноутбук, и мы сделаем после уроков презентацию»
Это звучит, как приказ. В излюбленной наглой манере Соболева, когда он решил, и все должны согласиться.
«Я завтра не могу»
Вру. Могу. Но просто не хочу соглашаться из принципа. На самом деле завтра даже более чем подходящий день. Никита после уроков отправится на тренировку. Бегать по полю не будет, останется сидеть на скамейке запасных и слушать тренера. В последующие дни мне будет сложно объяснить Нику, почему я должна задержаться
«А я не могу в другие дни, поэтому жду тебя завтра в библиотеке после уроков»
Пока я пялюсь на последнее сообщение, находясь в шоке от хамства, новенький уходит из онлайна. Интересно, что у него за дела такие важные во все последующие дни?
Вздыхаю. Вдруг снова вспоминаю наш поцелуй (хотя я строго-настрого запретила себе о нем думать), и губы начинает покалывать. Я как будто до сих пор чувствую ласковые прикосновения и дыхание с запахом мяты. Провожу подушечками пальцев по устам и зажмуриваюсь.
Это так плохо и так неправильно! У меня есть Никита, а я целовалась с другим. На глазах выступают слезы обиды и злости. Сегодня в школе я демонстративно обнималась с Никитой на каждой перемене, чтобы Соболев уже уяснил себе раз и навсегда, что ему со мной ничего не светит.
Во взгляде новенького читалась то ли тоска, то ли обида. Впрочем, наплевать. Сделаю с ним этот проект по культурологии и больше не буду никогда с ним общаться.
Перед сном я включаю на ноутбуке «Красавицу и чудовище» 2017 года с Эммой Уотсон в роли Белль. Я помню этот фильм в кинотеатрах, но сама на него не ходила. В детстве я смотрела мультик «Красавица и чудовище», однако не могу сказать, что он был моим любимым. Мультик как мультик.
И фильм этот тоже не особо примечательный. Да, яркая картинка, красивая музыка, неплохая игра актеров. Но глядя на финальные титры, я так и не могу понять, а какие такие ценности страны-производителя пропагандирует «Красавица и чудовище» от американского Диснея? Что добро побеждает зло? Ну так это в каждой сказке.
Надеюсь, Соболев знает, что нужно делать. Не хотелось бы получить плохую оценку из-за того, что он неверно выбрал фильм. Задание было рассказать, как какая-то страна пропагандирует свои ценности и устои через художественный фильм, транслируемый в других странах.
На следующий день Соболев приходит в школу с сумкой для ноутбука на плече. Я ничего не ответила на его последнее ультимативное сообщение, но он все же уверен, что мы будем делать презентацию сегодня. Вздыхаю и поближе придвигаюсь к Никите.
Нашу компанию наконец-то отпустил приход дерзкого новенького, и мы снова на переменах, как раньше, много смеемся и болтаем. Вова предпринимает ненавязчивые попытки поухаживать за Лилей. Она же включает дурочку и делает вид, будто не замечает их. Ульяна трещит о последних школьных сплетнях, а Сережа и Никита обсуждают новую видеоигру.
В другом конце рекреации стоит Соболев в окружении девочек из параллельного. Он что-то рассказывает, а они заглядывают ему в рот. Вырядились одна краше другой. Я же помню, как эти курицы одевались в школу до появления Соболева: напяливали на себя то, что висело утром на стуле. А сейчас короткие платья, каблуки, стрелки на глазах. Впрочем, не зря. Новенький облапал глазами каждую из них.
На меня он, кстати, сегодня совсем не смотрел. По крайней мере я не ловила на себе его взглядов. Ну и хорошо. Надеюсь, он уяснил раз и навсегда, что я несвободна.
Но чем ближе конец уроков, тем больше я нервничаю. Друзьям я могу сочинить, что остаюсь после уроков помочь маме, это не самое страшное. А вот оказаться наедине с Соболевым после того, как он нагло меня поцеловал — это страшно.
Вдруг он снова полезет меня целовать? Хоть бы в библиотеке было много людей.
— Сонь, ты идешь? — кричит мне со стороны гардероба уже одетая в пуховик Лиля.
— Нет, я сегодня задержусь у мамы.
— Сильно? — удивляется Никита, пытаясь надеть куртку.
— Наверное, с ней домой вернусь, — отвечаю, чтобы Никита не стал звонить мне через час с вопросами, дома ли уже я.
— Ладно.
Парень целует меня в губы и выходит из школы с друзьями.
Чем ближе я к библиотеке, тем тяжелее становятся мои ноги. Сердце уже стучит в ушах. Хватаясь за дверную ручку, мысленно перекрещиваюсь. «Да ладно тебе, Соня. Что он сделает? В конце концов, ты всегда можешь влепить ему пощечину и пожаловаться маме. Вылетит из школы за секунду», так я себя успокаиваю, готовясь войти внутрь.
На счет три опускаю ручку и делаю шаг вперед.
Библиотека, как назло, пустая. Вера Семеновна, библиотекарь в возрасте 70+, кажется, уснула на стуле. Ее очки сползли на кончик носа и того гляди свалятся на пол.
Соболев сидит за столом в противоположном конце библиотеки с разложенным ноутбуком и впервые за сегодняшний день смотрит на меня.
Глава 16.
Я так и застываю у двери, глядя на Соболева. Волнение сковало тело. Он указывает мне глазами на соседний стул. На ватных ногах добредаю до новенького. Он даже отодвигает мне стул. Какой галантный. Присаживаюсь рядом и вешаю на спинку сумку.
Он уже сделал титульную страницу в какой-то незнакомой мне программе для презентаций. Это не обычный «Пауэр поинт», которым я привыкла пользоваться. На титульнике кадр из фильма и подпись: «Работу выполнили Софья Рузманова и Дмитрий Соболев».
— Посмотрела фильм? — спрашивает, не отрываясь от экрана.
— Да.
— Поняла, какие американские ценности там пропагандируются?
— Что добро побеждает зло?
— Нет, — ухмыляется.
Соболев создаёт новую страницу презентации, а я приглядываюсь к его компьютеру. Это точно не обычный ноутбук, как у меня. Он какой-то… ну очень навороченный. Профессиональный, наверное, правильно сказать. Соболев печатает, даже не опуская взгляда на клавиатуру. Смотрит ровно на экран, а пальцы летают по кнопкам.