Новейшая оптография и другие занятные истории. Сборник рассказов
Шрифт:
– Портрет, выполненный по новейшей методе, – произнес сквозь стиснутые зубы Сударый. – В точности то, что просили.
– А я думаю, что ты, мерзавец, взял мои деньги, а потом принял заказ от вот этого негодяя! – воскликнул Захап, указывая на влекомого Прокрутом Молчунова.
– Верно! – подхватил Прокрут,
– А сами вы что у алхимической лавки делали? – осведомился Сударый.
– И правда, что ты там делал? – повернулся к брату Захап. – Тоже хотел особый заказ разместить? Я тебе ещё всё припомню, – туманно пообещал он, разумея, видимо, что-то из увиденного на портрете. – Но сначала ты, кудесник, ты мне ответишь за эту мерзкую картину…
Сударый напрягся. Толком испугаться он не успел, слишком быстро всё произошло, да и не укладывалось в голове, чтобы два человека из высшего общества, в руках которых и власть, и деньги, и влияние, решились на грязную физическую расправу. Но в тот миг, когда оба Рукомоева вынули из карманов складные ножи, он ясно осознал серьёзность их намерений. Потому они и пришли лично, без слуг, да ещё в этих дурацких карнавальных масках с блесточками, чтобы сделать всё без свидетелей.
Сверкнула сталь в тусклом свете кристалла – и вдруг выпала из руки старшего Рукомоева. Стремительная серая молния пролетела между связанным оптографом и высокопоставленными преступниками. Два удара – и оба растянулись на полу. Молния замерла над поверженными врагами, и только теперь Сударый сумел её рассмотреть.
– Персефоний! Слава Богу, ты как нельзя более вовремя. Спасибо тебе!
– Ну что вы, Непеняй Зазеркальевич, – отозвался упырь, разрывая путы на руках оптографа. – Кто на моём месте поступил бы иначе? Э, да вас крепко приложили! Вы не вставайте,
– Вы об этом ещё пожалеете, – посулил Захап, который, кряхтя, поднимался с пола. – Нападение упыря на секретаря градоправителя – такое вам с рук не сойдёт!
– Защита собственности от неизвестных грабителей, – поправил упырь, заталкивая упавшую маску Захапу в нагрудный карман. – В отделе по борьбе с бандитизмом хорошие маги, они легко установят, кто нападал, а кто защищался. Суд, я слышал, у вас на содержании – но вы на это не надейтесь, если попробуете возбудить процесс, мы непременно предъявим общественности причину, гхм… конфликта. Весь Спросонск увидит роскошный портрет вашего милого семейства.
– Портрет уничтожен, можешь не беспокоиться, нежить поганая! – заверил Прокрут.
– Зато цела пластина, с которой он сделан, – парировал Персефоний. – Цела и спрятана в надёжном месте. И я склоняюсь к мысли, что общественность сможет насладиться копиями с неё и без всякого судебного разбирательства – просто в случае, если у господина оптографа вдруг возникнут какие-то трудности в жизни или в работе.
– Послушайте, вы, жалкие ничтожества, да я вас всех… – вскричал было Захап, но упырь его перебил:
– Послушайте, вы, хозяин жизни! Может, для кого-то вы и денежный мешок, но для меня – мешок с питательной смесью, а вот для господина оптографа – мешок с тем, что лишь когда-то было чем-то питательным. Можете сколько угодно звенеть золотом в узком кругу таких же, как вы, самодовольных прожирателей жизни, которые считают государственную власть своим личным качеством, – но его рапира, мой клык и смех, жестокий всенародный хохот всегда вас остановят! А теперь вон отсюда, господа! Вон!
Конец ознакомительного фрагмента.