Новейшие приключения Остапа Бендера
Шрифт:
Толь со мной, толь не со мной,
В зиму, или летом…
Толь с тобой, толь не с тобой,
В поезде? В карете?
На Земле, иль где еще?
А может быть приснилось?
Толь прошло, толь не прошло,
Сбылось, иль не сбылось?
Это было так давно
Толь вода, толи вино…
Жена Остапа, мадам Грицацуева, как-то раз поинтересовалась, что там вечерам пишет в тетрадку ее муж, но прочитав несколько строк из философских творений Остапа, она, ничего и никогда в жизни не читавшая, кроме предсказаний гадалок и астрологов, ничего не поняла, и больше никогда творчеством мужа не интересовалась.
А товарища Бендера все чаще и чаще настигала ностальгия…
Поезда туда не ходять,
Телеграммы не послать…
Самолетом, пароходом
Не вернуться нам назад.
Нету в прошлое возврата,
Нет дорог и нет путей,
Только даты, только даты
И рождений, и смертей…
– сочинил Остап, проезжая мимо Старгородского православного кладбища и взгрустнул: « Многого уже не вернуть; не вернуть беспечной молодости, которая промчалась безвозвратно. Много пройдено… Но еще больше предстоит пройти! Прочь уныние! Бодрей, товарищ Бендер! Бодрей!»
Но вечером, склонившись над чистым листом бумаги, он снова загрустил и накропал следующие строки:
– Возвращаться в прошлое
Очень тяжело…
Белою порошей
Тропки замело,
Замело, засыпало,
Выбелило все
Время ненасытное,
Жизни колесо.
Точно поезд скорый:
Остановок нет…
Все здесь без повторов,
И не сдать билет…
Ночью Бендеру приснился Киса Воробьянинов, который зубами терзал гамбсовский стул. Из стула в разные стороны разлетались крупные сверкающие бриллианты, а он, Остап, ловил их на лету ртом и жадно глотал, как голодный пес глотает брошенные ему кости. Бендер проснулся в холодном поту, вышел на крыльцо веранды и через штахетины забора увидел лицо предводителя каманчей товарища Михельсона Конрада Карловича, бывшего своего компаньона по ловле сокровищ в стульях. Длинные усы призрака шевелились, глаза дико смотрели на великого комбинатора и сверкали бриллиантовым блеском. Остап от неожиданности закрыл глаза и замахал руками, прогоняя видение, и когда глаза открыл, то ничего за забором, кроме темноты, не увидел.
– Нервы! – констатировал Бендер. – Пора лечиться электричеством, – и отправился в спальню к жене.
Увидев товарища Бендера, Ипполит Матвеевич остолбенел и не известно, чем-бы окончилась эта встреча, если-бы отец Федор его не свалил в крапиву, буйно разросшуюся под забором. Востриков упал на предводителя и прижал его к земле.
– Тише! – зло зарычал он на ухо обалдевшему от страха старику. – Все дело погубите!
Отлежавшись, сообщники ретировались в глубь безопасного парка и , примостившись на старой сломанной скамейке, принялись обсуждать сложившуюся ситуацию.
– Ясно, раз Бендер здесь, то и сокровища здесь, – горячился Воробьянинов. – Подождем по-о-ок-к-ка он уснет, и будем б-б-брать, – от нетерпения и испуга на Ипполита Матвеевича напал нервный тик с икотой.
– Нет! – твердо сказал Востриков. – С этим бандитом нам не справиться; будем ждать, когда в доме никого не будет.
Убедившись, что никто их не видит и они одни в ночном парке, приятели, прячась в тени деревьев и заборов, задними дворами двинулись в свое временное жилище, которым стал дом Елены Станиславовны Боур, уверенной в том, что Ипполит Матвеевич прибыл в Старгород из-за границы и находился в желтом доме со специальной и высокой миссией. Она кормила и поила своих таинственных постояльцев и не задавала лишних вопросов. Заговорщики, уставшие после ночных приключений, проспали до полудня следующего дня, а пробудившись, пообедали борщем с мясом и, натянув шляпы на уши, снова отправились на разведку.
Был воскресный осенний день, светило яркое солнце, было тепло и печально от кружащихся на ветру желтых листьев, покидающих осиротевшие ветки деревьев. В эти дни жители Старгорода пешком, и на всех имеющихся в наличии средствах передвижения, с детьми и собаками отправлялись на природу – на речку или в лес.
Востриков и Воробьянинов, спрятавшись в парковых кустах, наблюдали за двором мадам Грицацуевой; Ипполита Матвеевича била нервная дрож, он то и дело пытался сбежать.
– Терпение, терпение, дражайший господин Воробьянинов, – успокаивал предводителя Востриков.
Вдруг отец Федор, увлекая за собой предводителя, рухнул на землю. – Вот он! – испуганно прошептал расстрига.
Деревянные ворота отворились и заговорщики увидели Остапа Бендера, который сидел за рулем шикарного черного лимузина-кабриолета. Возле него расположился черноволосый мальчик лет шести, удивительно похожий на бывшего технического руководителя бриллиантовой концессии. Ворота закрылись, из калитки вышла дородная женщина, прикрыла на железную "клямку" калитку и, положив длинный калиточный ключ под забор, села в лимузин. Остап дал звуковой сигнал клаксоном, автомобиль уехал.
Убедившись, что во дворе никого нет, отец Федор, пригнувшись подбежал к забору, нащупал в траве ключ и открыл калитку. Схватив остолбеневшего Воробьянинова за рукав, Востриков втащил его во двор; святой отец с проворностью квартирного вора-домушника пошарил на крыльце под вязанным ковриком и, найдя ключ, отворил входную дверь. Искатели бриллиантов проникли в жилище мадам Грицацуевой и прошли в гостиную; шторы на окнах были задернуты и, несмотря на солнечный день, в комнате было темно. Вглядевшись в обстановку гостиной, Ипполит Матвеевич от неожиданности дико закричал, у него закружилась голова, он, мыча что-то несуразное, бросился вперед и упал на колени, – перед ним стояли стулья.