Новичок в Антарктиде
Шрифт:
Эту историю рассказал мне начальник транспортного отряда Четырнадцатой экспедиции Евгений Александрович Зимин, с которым читатель уже знаком.
— Наверное, не было за все экспедиции разгрузки тяжелее, чем в январе шестьдесят девятого года. Весь припай избороздили трещины, на каждом шагу глубокие снежницы: вверху снег, внизу вода. Уже пятнадцать дней «Обь» стояла на приколе, а мы искали и не находили трассу. Уходило золотое время, и водители нервничали: ведь после разгрузки «Оби» нам предстоял поход на Восток и возвращение с Востока в Мирный… Много дней и ночей мы вместе с гидрологом Вениамином Совершаевым поездили на вездеходе, пока не определили извилистую линию, проходящую вдоль подветренных сторон айсбергов. Немало трасс мне пришлось пройти в своей жизни, но эта была самая опасная: её пересекало восемь трещин шириной до пяти метров. В ад идти по такой трассе! Но выхода не было, вариант, как говорят, выбран оптимальный. Перебросили через каждую трещину настилы из брёвен, проинструктировали водителей, и тракторы пошли. Перед трещинами водители покидали кабины, тракторы сами преодолевали настил, и водители вновь занимали свои места.
— Адская трасса! То здесь, то там тракторы проваливались в снежницы, главная опасность которых была в том, что мы не знали толщину льда под ними. Вода и снежная каша — вот и барахтайся, пока товарищи не вытащат тебя на буксире. Бывало, и лёд под настилом начинал обламываться. В этом случае каждый водитель обязан был выполнить мой приказ: немедленно покидать трактор.
Вот так и работали. В одну ночь пять тракторов дважды садились в снежницы, до самого льда, и мы совершенно измучились, их вытаскивая. А Вася Рыскалин не уберёгся…
С ним был механик Саша Порвачевский. Когда трактор провалился, Саше удалось выскочить. Вася не успел… Если бы трактор начал проваливаться передом, то была какая-то доля секунды, чтобы сориентироваться. Но трактор ушёл в море задом, и этой самой доли секунды у Васи не оказалось. Он был опытным механиком-водителем, весёлым, жизнерадостным и очень хорошим товарищем. В третий раз он пошёл в Антарктиду и остался в ней навсегда.
Гибель Рыскалина, нашего общего друга, всех ошеломила. Был ли Вася виновен в своей гибели? И да, и нет. Да — потому что он рискнул, срезал трассу и не подождал нашего подхода. Нет — потому что всего на такой трассе предусмотреть невозможно. Каждый из нас, водителей, мог оказаться на месте Рыскалина…
Мы, Васины друзья, долго стояли над трещиной, сняв шапки. Потом, сжав зубы, продолжали работать. Чуть не проскочил на своём тракторе мимо настила Васек Соболев. Совершаев ему кричит — Васек не слышит. Тогда Вениамин кинул в него снежок, и Васек обернулся. А ещё одна-две секунды — и могла бы произойти вторая трагедия.
Да, чудовищно трудной была эта разгрузка. Под конец нам предстояла ещё одна, самая, наверное, опасная операция: нужно перегнать на берег два тягача. Каждый тягач весит двадцать четыре тонны. Выдержат ли мосты? Вырвутся ли тягачи из снежниц?
Будь ситуация иной, я оставил бы эти машины на борту «Оби». Но они были не просто нужны, они были жизненно необходимы. Без них мы не могли уйти в поход на Восток. Значит, оставшуюся без топлива станцию пришлось бы законсервировать. Нас бы могли понять, но не простить. Поэтому тягачи нужно было перегнать в Мирный. Как на фронте: взять высоту любой ценой.
Но после гибели Рыскалина я не имел морального права требовать от ребят такого риска. И я обратился к Саше Ненахову, потому что он много раз был со мной в Антарктиде. «Трещин становится все больше, — сказал я ему. — Если мы сегодня не перегоним тягачи, завтра это будет невозможно».
И Саша согласился. Я сел на первый тягач, отошёл метров на триста и разрешил Саше следовать за мной. Начали тихонько переезжать через трещины. Лёд трещал, обламывался, но мы успели благополучно проскочить через опасные зоны к Мирному, откуда на нас смотрели в бинокли. Меня потом ругали, обвиняли в излишнем риске, но не перегони мы эти два тягача, не знаю, сумели бы благополучно завершить поход на Восток. Пожалуй, даже знаю: нет, не сумели бы…
Когда мы подходили на «Визе» к Мирному, Владислав Иосифович Гербович сообщил на диспетчерском совещании, что на припае во время ледовой разведки утонул трактор. Люди, к счастью, остались живы. Их было трое: начальник транспортного отряда Пятнадцатой экспедиции Овечкин, начальник морского отряда с «Оби» Ескин и гидролог Совершаев.
Эту историю я привожу потому, что она по-своему характеризует припай. Разгрузка, о которой рассказал Зимин, проходила при отвратительной погоде на льду, находившемуся в ужасном состоянии. Ледовая разведка, проведённая Овечкиным и его товарищами, проходила при идеальной погоде на припае, который не внушал никаких мыслей о возможной опасности. И все же эта разведка едва ли не закончилась трагически. Потому что припай есть припай. Этим сказано все.
Гербович высоко ценил своего начальника транспорта, умного и широко мыслящего инженера. Превосходно развитый физически, смелый и решительный человек, Олег Самсонович Овечкин много лет работал на Севере, зимовал в Антарктиде, не раз участвовал в санно-гусеничных походах — короче, повидал и испытал почти все, чем славен ледовый континент. Но то, что случилось во время разведки, даже для него было абсолютно неожиданным.
— Мы должны были определить трассу для перевозки грузов с подходящих к Мирному кораблей, — рассказал Овечкин. — Выехали на припай на тракторе с волокушей, прихватили с собой бревна для преодоления трещин. Погода стояла превосходная, солнечная и безветренная, и мы надеялись, что произведём ледовую разведку без особых хлопот. Первые десять километров трассы Совершаев уже изучил, нам оставалось лишь бурить лёд и ставить вехи. До двадцать пятого километра встретились всего лишь две узкие трещинки, даже мост не пришлось наводить — запросто проскочили. И когда до кромки льда, куда пойдут корабли, оставалось километров шесть-семь — началось… «Хлопцы, — говорю я, — свежая трещина. Подъедем?»
Подъехали. И тут на моих глазах начал трещать и уходить лёд! Непонятно, в чём дело, погода-то тихая. А к нам подбирается вода, стоять и размышлять некогда. Повернули обратно. Дошли до двадцать пятого километра, и те трещинки, через которые мы полчаса назад шутя проскочили, уже разошлись до полуметра. Перекинули бревна, перебрались и натолкнулись на разводье метров до тридцати шириной! Откуда оно взялось? Голова кругом идёт — ничего не поймём. Шарахнулись в сторону — снова разводье! Налево — опять разводье! Весь лёд движется, обламывается на глазах — мы отрезаны!
Начали по брёвнам и доскам перескакивать со льдины на льдину. Пришлось выполнять прямо-таки цирковые трюки: Совершаев и Ескин подставляли под гусеницы доски, а я вёл трактор, держа одну ногу на весу, чтобы в любой момент успеть выскочить. В конце концов, оказались в окружении сплошь битого льда, на обломке примерно тридцать на шестьдесят метров. «Хлопцы, говорю, дело плохо, на тракторе уже не выбраться». Заглушил мотор, простились с техникой, взяли с собой доски и пошли скакать с одной льдины на другую, пока не выбрались на твёрдый припай. Поверили, что остались живы, и начали размышлять: что же произошло?