Новичок в XIX веке. Снова в полиции!
Шрифт:
Константин Николаевич кивнул столоначальнику, то есть слегка поклонился. То ли попрощался напоследок, то ли отмахнулся от совета будущего начальника. И пошел дальше, не глядя на багровеющего его высокоблагородие.
На такое вызывающее поведение накладывалось два обстоятельства — во-первых, княжеская надменность высокородного дворянина XIX века, считающего, что ему нет нужды кланяться чиновнику выше чином, но все равно из простонародья. Во-вторых, спокойная горделивость жителя XXI, никогда не кланявшегося своему начальнику даже в молодости, а к старости сам дослужившегося до этого чина и даже,
Пошел на верх, как относительно (по должностям), так и на прямую (директор был на втором этаже). Одна приемная директора полиции была по площади больше всего рабочего кабинета полицейских чиновников.
— Однако же, — мысленно покачал головой Константин Николаевич, — неравенство служебное накладывается на неравенство сословное. И пожалуйста!
Секретарь директора — чиновник лет сорока, впрочем, пока еще моложавый, был как бы занят. Константин Николаевич вначале посочувствовший, быстро обратил внимание той свой частью, которая работала в ХХI веке, что, по сути, он ничего не делает! Листок, который он якобы только что читал, лежал к читающему сверху вниз. Он что, уникум? Две папки с документами были в пыли. Неизвестно, где они пылились, но рука его в этом ХIХ веке точно не касалась. Ни секретарская, ни какая!
Вот скотина ленивая! Что он здесь изображает, секретутка!
Константин Николаевич обозлился, а потому стал холоден и аристократичен. И вел он себя не как юнец без чинов, а, как минимум, действительный статский чиновник, т.е. штатский генерал, приехавший из столицы в провинцию.
— Ваше благородие, — обратился он к секретарю, — передайте его превосходительству, что князь Долгорукий милостиво просит его принять.
Бедный, неграмотный Георгий Васильевич из ХХI века! Откуда ему знать, что в окружении Николая I уже был князь Долгоруков и в весьма значительных чинах. А пара еще подрастала, как возрастом, так и чинами. И Долгорукий, что Долгоруков, многие, что в то время, что позднее, даже не разбирались, что это совершенно разные рода и никак даже не родственники.
Впрочем, секретарь был далеко не лучше. Совершенно не подумав, что этот изящный молодой человек, наполненный спесью, скорее всего, просто однофамилец, он быстренько улетел к своему шефу. Не известно, что он там лопотал директору, но в приемную он вылетел очень быстро, подобострастно пригласив Константина Николаевича пройти.
Уже заходя, князь подумал, что зря так нехорошо поступил. Секретарь сорока лет всяко был неудачник по жизни. А, значит, его мог Долгорукий, походя, пнуть. Попробуй тут не поклонись и не побеги! Ой, ахти мне!
Хотя директор Аристарх Поликарпович был уже стар, циничен и не так низок по чинам и по положению, чтобы верить на слова секретарю. К тому времени, когда Долгорукий вошел, он что-то активно писал и на гостя не обращал внимания. Его крупная голова с седыми волосами и обязательными усами, казалось бы, полностью была занята важной бумагой и совершенно не видела посетителя.
Попаданец от ХХI века, уже почуяв, что он чего-то сделал совершенно не так, был аккуратен, но железно тверд. В конце концов, он всего лишь представился, а что его собеседник не так понял, так это не его вина!
— Ваше превосходительство, имею честь представится: князь Долгорукий!
Директор,
Так и не придумав, чего ему Константин Николаевич застыл в ожидании. Оказалось, что был оптимальный вариант, поскольку Аристарх Поликарпович смог показать свое превосходство перед новым подчиненным, а самому подчиненному это ничего не стоило. Не пресмыкаться, не лебезить перед высоким начальством он не стал.
Но, в конце концов, все когда-то кончается. Завершился и срочный документ директора (в понимании Аристарха Поликарповича). И только передав писать, он посмотрел на голос. Констатировал:
— Не тот Долгорукий. Дурак Алексей!
Еще раз внимательно оглядев его сверху до низу, словно обыскав на предмет холодного оружия опасного уголовника, разрешил, перейдя на вы:
— Садитесь, князь! — все же спросил: — Василий Андреевич Долгорукий кем вам приходится?
Константин Николаевич мысленно усмехнулся. Понятно, что любопытство в данном случае не порок, а сбор полуофициальной информации. А вообще дядька, кажется, нормальный. Сейчас мы пройдем практически обязательный спектакль под названием «Представление нового сотрудника жесткому начальника» и потом начнем уже деловой разговор.
Исходя из этого он свободно, но скромно — показал, что знает свое место, но человек в ряду чиновников не последний:
— Двоюродный дядя, ваше превосходительство. Впрочем, мы не настолько с ним близки, чтобы хвастаться этим.
Кормилицын только покачал головой. По-видимому, Константин Николаевич пошел в глазах директора какой-то важный экзамен. Довольно констатировал:
— Дядя — это близко. Послужите, не раз столкнетесь. И сдружитесь, наверняка.
Константин Николаевич хорошо понимал это. Но он также понимал, что, учитывая бюрократические настроения ХIХ века, пока он не сделает карьеру, вряд ли его именитый питерский родич признает его. Сумеет подняться — вот тогда дядя «вдруг» его увидит, облобызает. Только так. Это, кстати, бюрократическая условность не только этого века, но и в будущем.
И поэтому в разговоре с прожженным Аристархом Поликарповичем ему лучше не выпячивать связь с питерским Долгоруким.
Но встревать в родственные споры с директором полиции он не стал, также понимая, что тот будет всегда прав, а если и не будет прав, то плохо станет ему же, князю Долгорукому.
Вместо этого он, как мог, выпрямился на стуле, показывая, что понял директора, и будет следовать его указаниям, если, конечно, они не войдут в противоречия со знаменитой дворянской честью. Князь Долгорукий еще не велик чином, но знатен своими предками. Породистыми предками!
Аристарх Поликарпович кивнул, не сомневаясь в реакции его сиятельства, посмотрел какие-то бумаги, в которых Константин Николаевич без труда угадал свой диплом МГУ и другие документы, характеризующие его личность.
Насторожился, поимая, что сейчас начнется наиболее важный деловой разговор, который определит почти всю его жизнь. Во всяком случае, на ближайший отрезок бытия точно.
Директор заговорил сухо, о спокойно, показывая, что предыдущий часть разговора они прошли, а теперь надо поговорить о действительном деле.