Новочеркасск: Книга третья
Шрифт:
— Ты! — вскричал Климов на земле. — Ты ухлопал «фоккера»? — И острыми зелеными глазами сверкнул на Якушева. — Ну и лирик. Не знаю, получится ли из тебя второй Лев Толстой, но отменный воздушный стрелок уже получился. Ах, какой молодец! И ты, Бакрадзе, молодец. Ваша шестерка почти уничтожила бронепоезд. Из штаба фронта передали: вам не кто-нибудь, а сам маршал Рокоссовский объявил благодарность. Всем шести экипажам. Тебя, Веня, представляем к ордену Красного Знамени…
— У меня есть к тебе, командир, просьба. Дай мне
— К связисточкам, что ли? Дам машину. Я сегодня добрый…
Второй раз на протяжении одного и того же дня командирский «виллис» промчался по единственной улице села Сенница, по обе стороны которой жались друг к другу крестьянские домики. Ефрейтор Голубкин, сидевший за рулем, безмерно удивился, узнав, что остановить машину ему надо у той самой хатенки с нахлобученной камышовой крышей, у которой они уже останавливались утром, высадив там попутчицу связистку, но ни одного вопроса не задал. Он только подумал про себя о Якушеве: «Ну и тихоня».
— Подожди здесь, — коротко распорядился Веня и, начальственно хлопнув дверцей, круто повернул к частоколу, полный тревоги и робости.
Глядя ему в след, шофер пожал равнодушно плечами. Давешняя девушка ему явно не приглянулась, но сейчас он философски подумал: «Что поделаешь, любовь зла, полюбишь и козла».
Издали Веня увидел, как вздрогнула и приоткрылась на крайнем окошке занавеска и девичья головка в кудряшках прильнула к стеклу. «Нет, это не Тося, — заволновавшись, подумал Якушев. — А что, как она не выйдет? Если нет, сам постучу, иначе что же я за размазня».
Занавеска задвинулась, и Веня замер в напряженном ожидании. «Ну и пускай не выходит. Не свет же, в конце концов, клином на ней сошелся»? Но дверь, ведущая во двор, очевидно, распахнулась, потому что он услыхал, как по деревянным ступенькам крыльца, простучав каблучками, выбежала девушка и по притоптанной дорожке, рассекавшей двор, быстрыми шагами заспешила к калитке.
— Это вы? — не делая никакого удивления, спросила она, перешагивая через порог на улицу.
Ветерок взметнул на ее плохо поддающемся загару высоком лбу челку, а светло-серые испуганно-веселые глаза с застенчивостью уперлись в него:
— Ой, товарищ старший сержант, как хорошо, что вы приехали. Мое дежурство на радиостанции отменено, и я до самого утра свободна.
Они долго молчали, не зная, о чем говорить дальше. Тося оказалась находчивей.
— Хотите, я вам окрестности нашей деревушки покажу, — сказала она с трудом дающейся бойкостью. — Вы не шутите, поблизости здесь даже исторический памятник есть. В дремучие прошлые века какой-то завоеватель тут побывал, не то сам Чингисхан, не то его сын Батый. Но как у вас со временем? — Она неожиданно прервала свою бойкую речь и смущенно повторила свой вопрос.
— Мое время — это вечность, если вечностью можно считать весь сегодняшний день, — нелепо ответил Веня. — Надо лишь два слова сказать водителю, и точка, — досказал он, стараясь как можно тверже произносить слова, чтобы не выдать своего опьянения. — Главное в жизни — это всегда ходить пешком. Тося. Вот хан Батый мало ходил пешком, он больше на рысях, поэтому его все-таки и разгромили где-то тут, так что он еле ноги унес к себе на восток.
— Конечно, — рассмеялась Тося, блеснув золотой коронкой, снимая этим смехом напряжение первых минут их встречи.
— Будешь много ходить пешком, много узнаешь, — продолжал Якушев. — А то вот я здесь вас утром высадил, а сейчас даже этот милый домик с зелеными ставенками, в котором вы живете, не сразу нашел.
— Это прекрасно, что нашли, — заулыбалась девушка, расправляя складки над ремнем, перепоясывающим ее габардиновую гимнастерку. — Только ставни у нас не зеленые, а голубые. — Она, смеясь, заправила под выгоревшую пилотку выбивавшуюся на лоб челку и окончательно повеселела. — А сейчас вы меня извините, я вас на пять минут покину. Надо подругу, мою сменщицу, предупредить, что ухожу.
— Да, да, — нетвердо произнес Якушев, — путь к познанию — это движение, и я вас великодушно отпускаю на те минуты, о которых вы сейчас обмолвились, и даже больше, гораздо больше, потому что готов вас ждать целую вечность, ибо свободен до завтрашнего утреннего построения.
— Не беспокойтесь, этого не потребуется, — рассмеялась Тося, убегая.
Возвратившись, она переспросила:
— Значит, вы свободны до завтрашнего построения? Это правда?
Он вдруг почувствовал необыкновенное расположение к девушке и нелепо повторил:
— Да, да, до завтрашнего утреннего построения. Сашка Климов так и сказал.
— Кто, кто? — неуверенно поинтересовалась девушка. — Климов? Здесь действительно есть командир полка Климов. Мы всегда связываемся с его летчиками, когда они идут на боевое задание или возвращаются с него.
— Вот именно, — закивал Веня тяжелой головой. — Это он и сказал.
Девушка недоверчиво пожала плечами, но опровергать его не решилась.
— А где же ваша автомашина? — спросила она через минуту.
— Да она уехала, — беспечно махнул рукой Веня. — Солдата надо было на ужин отпустить.
— Но ведь до аэродрома вам десять километров шагать.
— Ну и что же, — возразил он. — Я ее отпустил, потому что Сашка Климов станет ругаться, что шофер остался без ужина.
— Постойте, — засмеялась Тося. — Это вы так фамильярно говорите о своем начальнике?
— А он мне друг, — добродушно пояснил Веня. — В детстве он мне однажды поставил порядочный синяк, потому что имел преимущество. Мне не было еще восьми, а ему шел тринадцатый. Вот мы с тех пор и не можем обходиться друг без друга. Видите, какая взаимосвязь… как в диалектике.