Новое королевство
Шрифт:
По лицу Иешоля текли слезы, но Астер даже не удостоил его взглядом. Дух медленно растворился в воздухе; луч померк, удалившись в небытие. Талисман сверкал еще какое-то время, а потом комната вновь погрузилась в унылую тьму.
— Это — конец, — произнес Сеннар, опираясь о стену.
Иешоль рухнул на пол. Он смотрел туда, где только что видел дух Астера. Казалось, что он с трудом понимал все происходящее. Затем он заревел от отчаяния, подобного тому, которое охватило его при виде башни, поверженной в прах одним-единственным ударом. Тогда боги хранили молчание; на
У ног Верховного Стража растеклась большая лужа крови. Стоны Иешоля становились все слабее: жизнь его покидала.
Сеннар предоставил Стража его незавидной участи и бросился к Лонерину. Магическая стена исчезла, и бездыханное тело юноши лежало на полу.
— Лонерин, — позвал юношу Сеннар, беря его за руку. Она была холодна как лед. — Ты не можешь сейчас все бросить. Вернись обратно, ну, давай же… — прошептал он.
Смерть очаровывает уставшую душу, пленяя своими соблазнами. Сеннар знал, что это — последнее испытание, с которым Лонерину предстоит столкнуться: необходимо преодолеть это искушение, снова заточить свою душу в бренное тело, смиряясь с муками, сопутствующими этому. Старый маг сжал в руках талисман и с волнением ощутил пульсирующее внутри него тепло. Душа Лонерина была все еще там. Талисман становился холодным и переставал источать свет только тогда, когда в нем уже не было никакой иной живой силы. Так было с Ниал, когда она навсегда покинула этот мир. А может, у Лонерина есть еще надежда, может, стоит осветить ему путь, призывая его вернуться обратно в этот мир.
— Ты сделал это, ты меня слышишь? Лонерин, если ты не вернешься, то все, что ты сделал прежде, потеряет свой смысл.
Маг почувствовал, как его рука вдохнула немного сил в талисман, но тепло не ослабевало.
— Все, что возродится из этого пепла, обретет новые формы. Это будет мир, в котором молодые люди больше не будут вынуждены жертвовать собой. Будь проклята та земля, в которой дети должны умирать раньше своих отцов!
Сеннар приложил руку к груди Лонерина и попытался применить еще один спасительный ритуал, который он был еще в состоянии осилить: ласковое заклинание, заученное им еще в детстве. Однако сердце Лонерина оставалось безучастным ко всем его усилиям.
— Это мы, старики, должны отдавать себя в жертву, — продолжал Сеннар, повышая голос. — Мы слишком слабы, чтобы возродить Всплывший Мир, но таким, как ты, — это по силам. Именно поэтому ты должен вернуться. Сейчас не время для покоя, ты не должен уходить от борьбы!
Юноша, такой же холодный и безучастный, лежал на земле, а тепло талисмана все не угасало. Тогда Сеннара охватило мучительное чувство беспомощности. Он вспомнил о Лайо, погибшем много лет тому назад, о Ниал, обо всех жертвах, которые из поколения в поколение требовались Всплывшему Миру, чтобы свободно дышать, чтобы освободиться от зловонного духа очередного диктатора. Сеннар чувствовал эту несправедливость, с которой он никогда бы не смирился.
— Проклятье, Лонерин! — закричал он из последних сил.
«Лучик света. Чернота. Мрак, отбрасывающий тень, — странный парадокс», — подумал Лонерин и открыл глаза. Он чувствовал себя таким далеким и таким уставшим. Это было путешествие по ту сторону жизни, но юноша знал, что его стоило проделать, чтобы достичь наконец мира. Однако в этой млечной пелене маячил черный огонек. Боль. Физическая боль. Боль в груди. Теперь он чувствовал ее присутствие. Он ощущал ее, ощущал свое напряжение, с которым он поднимал и опускал грудь в непрерывном ритме дыхания. Во имя чего терпеть такие муки?
Пятно света вновь привлекло его внимание. В этой белизне было нечто приковывавшее взгляд. Лонерин почувствовал ноги, плечи, руки и вены — все тело, в котором кровь застыла в ожидании. Ему было очень плохо. Он мог принять решение и навсегда затеряться в этом млечном небытии, раз и навсегда покончив со страданиями, либо, превозмогая боль, продолжать борьбу. И все же… он не мог. Не хотел. Огонек разрастался в черный пожар, и, несмотря на пронизывающую Лонерина боль, неумолимо манил к себе.
Заряд энергии рук Сеннара проник внутрь неподвижно лежавшего Лонерина. Он был похож на мучительную тяжесть в груди и длился не более мгновения. Затем старый маг под своей ладонью различил слабое биение сердца. Он внимательно посмотрел в лицо юноши и заметил, как оно стало медленно розоветь. А талисман в это время постепенно терял свое тепло. Маг почувствовал охватившее его безмерное ликование, проникшее в каждую клеточку его тела, и как только юноша открыл глаза, то в безудержном порыве кинулся обнимать Лонерина.
— Я знал, знал, что тебе удастся это сделать!
Лонерин некоторое время все еще лежал отрешенно в его объятиях. Затем старый маг отстранился и спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
Юноша растерянно огляделся.
— Еще плохо, — искренне признался он. Лонерин посмотрел на руки, медленно подвигал ими и улыбнулся.
Сеннар снова обнял его.
— У меня получилось?
— Ты освободил его. Я видел, как он ушел. Его больше нет, Лонерин, Астера больше нет.
Юноша сделался серьезным, и Сеннар понял, что и с ним произошло то же самое. Без сомнения, Лонерин прочувствовал суть страданий Астера: после того как познаешь непостижимое, уже не будешь таким, как прежде.
— Нам нужно идти, — сказал Сеннар, поддерживая его плечом. Помогая Лонерину подняться, старый маг оглядел комнату.
Мертвый Иешоль, лежащий в углу с раскрытым в отчаянной мольбе ртом, вызывал жалость: он умер в глубокой тоске, так и не дождавшись ответа от своего бога.
Лонерин посмотрел на Верховного Стража и подумал про себя то же самое.
Шагнув неуверенно вперед, оба вдруг обернулись, почувствовав что-то.
— Что это было? — спросил Лонерин устало.
Сеннар вздрогнул: кто-то использовал сейчас магию невероятной силы, магию эльфов.
— Но мы ведь здесь — единственные маги, — заметил он. Лонерин покачал головой.
— Теана! — воскликнул он охрипшим голосом.
31
ОПРАВДАНИЕ И ЧУВСТВО ВИНЫ