Новогодье Нескажу
Шрифт:
– Конечно. Иначе, какой это праздник?
Только они это сказали, окно неожиданно распахнулось, легкий тюль вздулся парусом от снежного ветра и миллионы серебряных снежинок засверкали в свете луны.
– Это Дед Метель! Он совсем близко! Совсем рядом! – повторяли в суете Нетики.
– Что случилось? – растерялся Нескажу.
– Это вредный Дед Метель гневается.
– И что вам теперь делать?
– Топ, прихлоп и дом вверх дном. Вот и все дела. Мы достаточно напакостили уже. Злица ух как довольна будет.
– Дом верх дном? – переспросил Нескажу.
Но ответа
«Дом перевертыш», – подумал Нескажу.
Дом этот совсем не был уже похож на Общий дом. Все здесь было очень старым и не уютным, не по душе стало ему.
«Вед нянечки совсем расстроятся, когда не найдут его в кроватке?» – переживал Нескажу.
Тут он заметил, что правая рука его зажата в кулачок, в котором что-то бабочкой приятно трепетало. Оказалось, что внутри была снежинка, которая совсем не хотела таять. Снежинка так и светилась в сумраке неприветливого жилища Нетиков.
– Идем за нами, – сказали они ему.
И Нескажу, спрятав волшебную снежинку в кармашек пижамы, пошел следом за похитителями игрушек. Комната эта, как оказалось была чем-то очень похожа на музыкальный зал в Общем доме, но она была гораздо больше. И елка тут тоже стояла. Такой высоты, что Нескажу было трудно углядеть ее вершину. Все дерево было украшено большими шарами, в которых светлячками тлели огоньки. Свет этот казалось силился выбраться наружу, но никак ему это не удавалось. Когда елка уже оказалась позади, Нескажу почудилось, что он услышал голос мамы, которая тих-тихо звала его своим нежным ласковым голоском.
«Померещилось», – подумалось Нескажу.
Когда вся честная компания прошла зал с елкой, они оказались в длинном коридоре, в конце которого была большущая дверь со светящейся замочной скважиной. Чтобы открыть эту дверь Нетикам пришлось даже встать пирамидкой друг на дружку, – такая она была высокая.
– Злица, Злица, мы вернулись, – залепетали Нетики, когда дверь отворилась.
В комнате, набитой различным хламом не ясного рода, горел жаркий камин, на полке которого лежало что-то мохнатое, похожее на облезлую меховую шапку. Рядом с камином в кресле-качалке сидела тетя в синих очках на остром носу. Руки ее усердно работали иглой и напёрстком, подшивая одежду похожую на обноски Нетиков.
– А вот и мои детки вернулись, – сказала тетя.
– Мы не одни к тебе пришли.
– Радость-то какая, -сказала она. – Подойди, мальчик, ко мне поближе. Дайка я на тебя гляну.
Нескажу очень осторожно и нехотя подошёл к Злице.
– Ох, какой не послушный мальчик. Не спал, когда все спят, не наряжал елку, когда все наряжали. И имя свое скрываешь. Плохо все это, но хорошо.
– Нет я совсем не плохой, – возмутился Нескажу.
– Правильно-правильно. Все вы у меня такие.
– Я не с вами. И вы мне не мама.
– Как же не с нами?! А я вот и одежку тебе правлю. Оденешь, и будешь как они. Дай только закончить.
– Не буду. Никогда
– Да?! – задумалась Злица. – А вот проснется Олк, и цап тебя за бочок!
У Нескажу от ее слов замерло сердечко. Олк, самый жуткий, самый могучий, страшил его. Все самое ужасное тогда промелькнуло в голове у малыша. Только никакой жути и могучести по-настоящему не случилось. Лишь старая шапка над камином шевельнулась, встрепенулась и соскочила непонятным зверьком прямо к тому месту, где стоял Нескажу.
– А вот и Олк! – обрадовались Нетики.
– Да разве это самое жуткое, самое могучее существо? – удивился Нескажу.
– Конечно, да. Только мы говорили, что для Нетиков он совсем нестрашен. Поэтому ты такой же как мы.
– Правильно они говорят, – ласковым голосом сказала Злица.
– И вовсе не правильно. Врете вы всё.
– Все вы так сначала говорили, – сказала Злица. – Но где ваши мамы? Они бросили вас. Потому что им не нужны особенные мальчики. А я вас всех приютила, дала кров и одежду, дала вам такой восхитительный праздник.
– Разве это праздник?! – возмущался Нескажу. – Разве это настоящий праздник – разорять чужую радость?!
– Кто-то всегда кого-то разоряет. На том и держится мир, мой мальчик. Посмотри на огонь в камине, что ты видишь?
Что мог увидеть там Нескажу, кроме своей любимой мамы. Ведь это был камин воспоминаний. И действительно в жарких всполохах пламени, которые приобрели человеческие очертания, Нескажу сразу узнал маму и себя в то самый день, когда он видел ее в последний раз. А Злица тем временем под аккомпанемент Нетиков затянула свою недобрую песню.
Не зевай, мотай на ус!
Чтобы не был тяжек груз,
Ни к чему не привыкай,
Не надейся, не мечтай.
Вот твоя одёжка,
Все забудешь, крошка:
И про маму, и про дом -
Все забудешь с первым сном.
Не зевай, мотай на ус!
Чтоб не одолела грусть,
Отрицаньем отвечай
На вопросы невзначай.
Вот твоя одёжка,
Потерпи немножко.
Все забудется во сне,
Что привиделось в огне.
Это убаюкивающее пение, так обессилело Нескажу, что он и не заметил, как Злица накинула на его маленькое тельце свое не ладно скроенное тряпье. Тогда Нескажу смиренно принял свою неизбежную участь. Колдовская дрема полностью овладела им, он закрыл глаза, и, уже не сопротивляясь, погрузился в сладкий мир сновидений.
Во сне Нескажу виделась всякая всячина: и их с мамой дом, и салюты, улетающие к звёздам, и сама мама, которая так и не вернулась, и Общий дом, и новогодняя ель. Но все это уже было так далеко и уже почти не знакомо, будто и не было этого, а если и было, то с кем-то другим. И казалось, что все уже решено, и нет пути назад. Но снежинка, которую как последнюю надежду все это время держал в руке Нескажу, думала иначе. Она стала сильно-пресильно трепетать в ладошке, щекоча Нескажу. Отчего ему вспомнилось одно прекрасное утро, когда мама также щекотала его нежным пёрышком. Так от этого воспоминая стало хорошо Нескажу, что он проснулся.