Новогоднее "чудо"
Шрифт:
Спокойна, Настя! Просто дыши. Глубокий вдох и такой же выдох.
– Михалыч, ну, я же просила вас всех, - я устало провела рукой по лицу, чувствуя себя выжитой как лимон. – Умоляла даже! Следите вы за своей речью, когда тут находится она. Я и так уже закрываю глаза на то, что большую часть своей жизни и времени она проводит здесь с вами.
– Настюш, - пожилой мужчина обнял меня за плечи. – Вот могу поклясться тебе всем чем хочешь, но я и парни всегда следим за своим речевым аппаратом, когда Аленка тут находится. И шеф наш тоже, чтобы ты не думала. Бывает, конечно, что он завернёт что-нибудь этакое. Но
– Верю, - невольно улыбаюсь, видя его смущение, которое он пытается скрыть.
Саша действительно стал следить за своей речью ещё тогда, когда мы только начали встречаться. Не скажу, что у него всегда получалось, но материться в моём присутствии он стал в разы меньше. А уж когда родилась Алёнка спустя девять месяцев после того нового года, когда мы помирились – мой Кинг-Конг практически полностью поменял свой лексикон.
Единственное место, где он мог себе позволить не сдерживаться – это СТО-ка. Уж тут-то он отрывался по полной, если знал, что меня на горизонте нет. Правда, и здесь со временем ему пришлось себя контролировать.
Невольно мысленно уношусь в прошлое.
Когда я уволилась четыре года назад, закончила курсы косметолога и открыла своё дело, Алёнке было всего три года. Наши с ним родители не всегда могли посидеть с дочкой. Мои родители жили в другом городе, а Сашины хоть и были на пенсии, но оба работали. Поэтому нам с Сашей пришлось как-то выкручиваться и брать дочь с собой на работу: ему сюда на СТО-ку, мне – в салон красоты, где я арендовала помещение и принимала клиентов.
Через пол года стало ясно, что дочери больше интересно на папиной работе.
Хотя и не удивительно. Алёнка у нас стопроцентная папина дочка. Это, можно сказать, его хвостик, который готов и день и ночь проводить с любимым папулей, как она его называла.
И так было всегда, с самого рождения этой обезьянки. Она когда была совсем крохой, даже успокаивалась только на руках Саши.
Зато близнецы, которых я родила два года назад, были полностью моими копиями. Спокойные и невозмутимые, как удав, практически всегда. Они даже толком и не плакали, пока были младенцами – только тихонько кряхтели и сопели, когда желали покушать, или когда делали свои туалетные дела в пеленки и памперсы. Именно поэтому тягот мамаши, у которой сразу двойня, я особенно и не ощущала. Пока занималась одним, второй тихо сопел рядом, терпеливо дожидаясь своей очереди.
– А близнецы где? Разве не с тобой? – раздается вопрос Михалыча, заставляя меня вынырнуть из мыслей о прошлом.
– Попросила Альбинку с ними посидеть, пока разбираюсь с этой парочкой любителей нашего великого и могучего языка, - уже довольно спокойно отвечаю мужчине. – Давай уже колись, где они? Остыла я, так что можете не боятся за своих любимчиков.
– У бухгалтера, - сдаёт своего начальника Михалыч. На мой вопросительный взгляд поясняет. – Петровна укатила в налоговую, так что кабинет свободный. Сашка
– Всю работу переделали, что ли? Я вам…
Не слушаю дальше его разборки с парнями.
Направляюсь в сторону кабинета Галины Петровны, бухгалтера не только Сашиного, но и моего, принятую нами год назад.
Тихо приближаясь к нужной мне двери. Она немного приоткрыта. Протягиваю руку к ручке, чтобы открыть дверь и зайти в кабинет, как вдруг слышу голос мужа, обращающегося к дочери:
– Алёнка, вы же с мамой совсем другое учили стихотворение.
Затаившись за дверью, пока не вхожу.
Решаю подслушать, что же ответит дочь.
Александр
«Здравствуй, дедушка Мороз, борода из ваты,
Ты подарки нам принёс, хренушка горбатый?!»
Закончила дочь своё грандиозное выступление того самого стишка, что прочитала сегодня на утреннике в саду.
– Алёнка, вы же с мамой совсем другое учили стихотворение.
Та согласна кивает, но в глазах ни капли раскаяния.
– Оно было длинное и скучное, а тут про самое главное – про подарки. И я же поздоровалась, а борода у Агнии Борисовны всё равно ненастоящая. А ты на прошлой неделе так почтальона поздравил, что тебе сюда коробки привёз. Он очень обрадовался и долго смеялся, а в садике сегодня… никто не смеялся. Не понравилось им.
И моя принцесса расстроенно опустила глазки в пол.
– Мне теперь настоящий дедушка Мороз не принесёт подарка? Да?
В такой момент хочется вьебашиться башкой в стену. Согласен с дочерью на все сто процентов, но, бля, ей только шесть.
Вздыхаю и тяну малышку к себе на колени.
– Алён, ну ты чего нос повесила?
Она в ответ только слезливо им шмыгнула.
Глупышка моя переживает, что не получит подарки, а их в этот раз не получу только я. Зато от Насти так охуенно огребу, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
– Алёнка, ну всё! Не разводи мне тут сырость. Машины ржавчиной покроются.
Дочка поднимает на меня печальный взгляд голубых глаз. Убийственный, сука, взгляд! Как у её матери. Меня сразу плющит и тянет на геройские подвиги во имя дамы.
– А мама будет ругаться теперь?
Мама будет пиздить меня своей любимой скалкой. Тщательно. С оттяжкой.
Потом, конечно, я возьму реванш. Ночью. Но до этого момента надо ещё дожить.
– Она, конечно, немного расстроится, что вы зря с ней учили стихотворение. Ещё расстроится, что ты повторяешь за мной плохие слова и не будет больше пускать со мной на работу. Возможно, так оно и лучше.
Алёнка задумчиво морщит лоб, что означает только одно … сейчас выдаст мысль.
– Я же так люблю смотреть на машинки.
Я знаю, но куда деваться… Моя жена всё-таки права, что девочке не место на СТО.
– Пап, а давай я расскажу то стихотворение, что с мамой учила, на новый год настоящему дедушке Морозу? И пообещаю маме, что больше не буду.
– Что не будешь, принцесса?
– Ну, это… стихи менять. Буду всегда рассказывать то, что она просит.
И в глазах моего ребёнка никакой хитрости. Чиста и прозрачна. Хотела она как лучше, а вышло…