Новогоднее желание
Шрифт:
– Хорошо, – неуверенно согласилась я и добавила, – Но, если они ужасны, мы вместе сожжём их в камине.
Мы снова рассмеялись.
Часть вторая. Возвращение
Это случилось через пару дней безмятежного безделья. Мы, поздно поднявшись из тёплых и уютных кроваток, сонно завтракали, собравшись вместе за небольшим столиком. Дина выглядела печальней, чем обычно, что не могло не заинтересовать отца, который, не удержавшись, спросил в чём дело. Моя подруга, вздохнув ответила:
– Вот уже который год я ищу ответ на этот вопрос, – обычным тихим голоском проговорила блондиночка.
– Может это депрессия? – с участием спросил отец.
– Депрессия? Из-за чего это? – удивилась мать.
– Трудно сказать. Может быть из-за того, что пролетел ещё один год нашей жизни… А, может, из-за того, что скоро кончаться каникулы и снова нужно будет идти в колледж… Не знаю, но уже не первый год после этого праздника печаль находит лазейку в мою душу, до краёв заполняя её…
Наш разговор (а вернее философский монолог Дины) прервала трель старого стационарного телефона. Отец, который взял трубку, долго разговаривал с человеком на другом конце. Судя по тому, что обходилось без шуток и даже улыбок, разговор был более чем серьёзный. Когда папа закончил, он подошёл к столу скорбным лицом и сообщил:
– Недавно… – он прокашлялся и сел за стол, – Недавно умерла моя прабабушка. Мне сказали, что наследство оформлено на нас. А вернее на Яну.
Я впала в ступор:
– Но я её даже не знала…
– Я её тоже почти не знал. Она всегда держалась в нашей семье особняком. И она была очень странной.
– Это печально, – отрешенно сказала Дина, – Сколько ей было лет?
– Я точно не знаю… Больше ста двадцати, кажется.
– Нас пригласили осмотреть наследство? – догадалась мама.
– Да. И сказали, что лучше всего нам отправиться сейчас.
* * *
Дом странной особы, который необъяснимым образом теперь принадлежал мне, оказался не так далеко, и мы добрались до него довольно быстро. У калитки нас встретила маленькая милая на вид девушка, которая представилась нотариусом.
– Примите мои соболезнования, – по традиции, но не без сочувствия сказала она.
– Благодарю, – мягко ответил отец.
После этого девушка пригласила нас войти в дом. Хотя это старое полуразвалившееся сооружение трудно было так назвать. Темные полусгнившие бревна и доски, которые составляли покосившуюся избушку, не оставляли сомнений, что она была построена ещё до революции. Черные провалы окон недружелюбно разглядывали своих гостей, погружая взгляд в саму душу. Дверь отворилась с резким скрипом, и наша компания из пяти человек поспешила в последнее пристанище старой женщины.
Изнутри избушка выглядела ненамного лучше. Захламленный неубранный домик состоял, как мне показалось из трёх комнаток. Первая, в которой мы не задержались, была очень маленькой, как небольшой коридорчик, и я поняла, что это ничто иное как сени7. Вскоре мы оказались в, как бы сейчас сказали, кухне-гостиной, большую часть которой занимала огромная русская печь. В целом, жилище очень напоминало комнатку, которую нам показывали при посещении музея. Не хватало только надписи: «Русский быт в избе. Конец девятнадцатого – начало двадцатого века.» Впечатление портили только старейший холодильник и лежавший на полке кипятильник.
Конец ознакомительного фрагмента.