Новогодний диагноз
Шрифт:
– Это так сейчас модно?
Константин только пожал плечами:
– Просто объяснил, что не нужно провожать тебя до комнаты.
– Аа, - только протянула я и пошла обувать сапоги. Выбрала сегодня выше колена, но с плоской подошвой. В таких водить удобнее. Одела теплую дубленку, подхватила сумку с документами и ключами и вышла из квартиры. Думаю, Токарев сможет всех выставить, и уйти сам. Если утром зашел как-то, то и выйти труда не составит. Мужчины догнали меня уже на выходе из подъезда. Я толкнула кодовую дверь и потопала к своей ласточке. Но тут дорогу мне заступили.
–
– Спасибо, - согласилась я, - но я на своей. Не хочу вас потом напрягать, чтоб меня обратно довезти.
Обойдя препятствие, я снова направилась к машине, но мне опять заступили дорогу.
– Я отвезу. – Голос Токарева меня не удивил. Вот не умеет человек терпеть поражения.
– Нет, спасибо, я сама доеду. – Как относиться к Косте, я еще не поняла. А мне нужно было время и пространство, чтобы подумать. Вот в дороге и подумаю.
Пока еще кто-нибудь не вознамерился меня подвезти, я быстренько добралась до машины и завела. Прогрела пять минут и направила фары на выезд из двора, но меня тут же обогнал черный Крузак, едва не протаранив припаркованные легковушки. А позади пристроился такой же черный Тахо. Вот любовь какая-то у крутых мужиков к большим черным машинам. Не то что я, на розовенькой. Точнее перламутровой. На самом деле я хотела обычную серебристую тойоту, но на момент покупки свободной оказалась только эта. Нужной мне расцветки пришлось бы ждать почти восемь месяцев. Но я ни разу не пожалела, что купила почти розовую. На дороге, будь то в городе или на трассе, все думают, что за рулем такой машины сидит совсем курица, и обосновано объезжают максимально возможным радиусом, хотя я за четыре года за рулем ни разу никуда не вляпалась.
В принципе, в таком сопровождении мне ехать понравилось. Вот уж когда от нашего кортежа все шарахались. Даже на загородной трассе никто не обгонял, хотя Крузак и тащился не быстро, чтобы я успевала.
Отъехав десять километров от города, мы свернули с главной трассы, и попали в элитный коттеджный поселок, в котором каждый дом был отдельным венцом архитектурной мысли. Короче, каждый понтовался, как мог. Через минуту мы остановились перед очередным замком в четыре этажа. А я-то Коробовскую двухэтажную лачугу считала большим домом. Вот так и меняется мировоззрение.
В доме нас ждала перепуганная домработница. Артем Сергеевич, уже более вменяемый, чем полчаса назад только коротко бросил:
– Где?
Женщина побелела и сорвавшимся голосом проговорила.
– Она в ванной заперлась. Я все время с ней была, но туда она меня не пустила.
Вольских глухо пробормотал что-то нецензурное и ломанулся вверх по лестнице. Мы все компанией понеслись за ним. На втором этаже рывком распахнул третью дверь, заскочил туда, рванул к еще одной двери поменьше, ведущей в ванную комнату, и с рыком высадил ее своей немаленькой тушкой. Евдокия отрешенно стояла посреди ванной, зябко кутаясь в халат и не поднимая заплаканные глаза на вошедших нас.
– Дусечка, зайка, ну чего ты спряталась, солнце?
– Совершенно трезвым голосом проговорил ее муж, обнимая застывшую девушку.
– Артем Сергеевич, - обратилась я к хозяину дома. – Не могли бы вы оставить нас с Евдокией на полчаса. – Тот неохотно разжал руки и кивнул мне. Я шепнула уже выходящему из тесного помещения мужчине. – Примите пока душ и позавтракайте. Вы должны быть сейчас ее поддержкой.
На меня зло глянули, но пошли исполнять рекомендацию. В ванной остались я, Дуся и … Токарев. Я оглянулась на него через плечо:
– Ты тоже можешь выйти. – На мое предложение упрямо помотали головой. Охранник хренов. – Кость, в этом помещении мне точно ничего не грозит, так что будь добр, подожди меня где-нибудь в другом месте.
Токарев недовольно фыркнул, но ванную комнату освободил. Дышать стало намного легче. Я подошла к сжавшейся девушке.
– Евдокия, идемте в комнату. Здесь нет мужчин, поэтому не бойтесь. В вашу спальню никто не войдет, пока я не разрешу. – Я говорила спокойно и уверенно. В этом деле главное убежденность в том, что ты делаешь. Девушка неуверенно кивнула и протопала мимо меня к двери.
В спальне она забралась на кровать, закуталась в теплый плед и замерла, лишь иногда раскачиваясь назад-вперед. Я присела на край кровати и осмотрела комнату. Комната была чисто женской. В спокойных светло-бежевых тонах. Лишь на противоположной стене красовались фотообои с милыми кошаками.
– Вы можете рассказать мне, что произошло. – Предложила я.
Евдокия помотала головой. Так, понятно. У девушки шок. Как бы это дело не скатилось до чего похуже. Ладно, будем отвлекать.
– Евдокия…
– Дуся. – Перебил меня еле слышный шепот.
– Что? – Не поняла я.
– Зовите меня Дуся. Мне так удобнее.
– Хорошо, - согласилась я. – Дуся, помните …
– Помнишь.
– Помнишь, - снова согласилась я, – я вчера предлагала записать свои страхи.
Девушка кивнула, подскочила с насиженного места, достала из прикроватной тумбочки сложенный вдвое лист бумаги и протянула мне.
Я взяла лист и развернула его.
– Итак, вы боитесь уколов.
– Дуся кивнула. – Можете сказать почему?
– В детстве я долго болела и лежала в больнице. И там была одна медсестра, которая очень больно делала уколы.
– Крови вы боитесь, поэтому же?
Девушка пожала плечами.
– Наверное.
Я кивнула, принимая этот ответ.
– Вы боитесь грозы?
– Да, это так страшно. – Дуся поежилась. – Красиво и страшно.
– Еще вы боитесь … хм … енотов? – Я честно попыталась сдержать улыбку. Хотя ситуация вырисовывалась совсем несмешная.
– Да. Это тоже с детства. – Девушка зябко поежилась и глубже закуклилась в плед. – Мне лет десять было, когда соседи завели енота. Вроде как, домашнего. Но в первую же ночь он пробрался к нам в дом. Лето было. Жарко. Мое окно было открыто. Я спала, и вдруг чувствую, как кто-то перебирает мои волосы, глаза открыла, а там такая морда полосатая. – Дуся задрожала сильнее. – Я сразу вскочила и кричать, а енот лапами в моих волосах запутался, так больно было. Его уже только мои родители из волос выпутали. Я после этого долго наблюдалась у невролога. И волосы обрезала под корень. Но они потом все равно отросли.