Новогодний реванш
Шрифт:
К счастью, Мисти, светловолосая помощница юриста, которая явно пришла в эту сферу с определённой целью, подходит и обхватывает Ричарда за руку.
Полагаю, девушка или бывшая девушка, если уж на то пошло, понятия не имеет о навязчивом помощнике юриста, которая работает с Ричардом допоздна, иногда дольше после того, как все остальные в офисе уже ушли.
Ещё одна причина, по которой мне не нравится этот человек — он тупой, как пробка. В офисе есть гребаные камеры, а это значит, что каждый, кто имеет доступ к записям камер видеонаблюдения, может видеть, чем они занимаются.
Не
— Привет, малыш, так рада, что ты пришёл, — говорит она с мурлыканьем, и он улыбается ей так, как я никогда не хочу, чтобы меня заставили увидеть это снова. Как будто он хочет съесть её целиком, а потом похвастаться этим.
Я вслух издаю рвотные позывы от этого взгляда.
Ричард поворачивается ко мне лицом, намереваясь отчитать меня, как, я уверен, отчитал бы любого другого человека, но тут он вспоминает, кто я и что я значу для его будущего.
Я поднимаю бровь с вызовом, но он, к сожалению, отступает, дарит мне натянутую улыбку и машет рукой, прежде чем уйти.
Оставив меня спокойно заниматься бездумным перебором.
Глава 3
31 Октября
Эбби
Говорят, что хороших друзей трудно найти, но этих двоих я подцепила в колледже, когда мы пытались вступить в сестринство и не прошли первый тур.
И когда я говорю, что они хорошие, я имею в виду, что они пришли с вином, текилой, «Five Guys»3 и огромной коробкой десертов из любимой мною ночной пекарни в Сохо. Сейчас мы сидим в моей крошечной квартире, окружённые морем деталей костюма для Хэллоуина и использованных салфеток.
— Завтра первым делом я возвращаюсь к блонду, — говорю я, беру горсть картошки фри, макаю её в кетчуп и отправляю в рот. — Я уже написала Джули, и у неё есть окно на 11. — Я вздыхаю, потягивая маргариту, которую сделала мне Кэт. — Хорошо, что я взяла выходной, думая, что утром всё ещё буду в городе. — Мой подбородок слегка покачивается, но я борюсь с семнадцатым раундом плача.
С трудом.
— Я всё ещё не могу поверить, что ты стала брюнеткой ради мужчины, чьё прозвище Дик, — говорит Ками, разворачивая кекс «Пища дьявола» и проводя пальцем по глазури. — Ты не брюнетка.
В прошлом году, прямо перед Рождественской вечеринкой, на которую, как я думала, меня пригласят, я перекрасила то, что стало моими фирменными длинными светлыми локонами, в светло-русый цвет.
Все бывшие Ричарда были брюнетками.
Все девушки, невесты и жены его друзей — брюнетки.
Все женщины в загородном клубе, которые привлекали внимание Ричарда, когда он думал, что я не замечаю, были брюнетками.
Поэтому я стала брюнеткой. Я решила, что перекраситься в брюнетку — это способ доказать, что я — то, что ему нужно.
Боже, почему я была такой чертовски глупой?
— Она сделала много глупостей для мужчины, чьё прозвище было Дик, — говорит Кэт, что несколько удивляет. Ками, как я полностью ожидаю, разорвёт на части
Неожиданно.
— Помнишь, как она перестала есть молочные продукты, потому что он сказал ей, что от них она выглядит раздутой? — Это были несчастные шесть месяцев, прежде чем я начала тайком употреблять их, когда его не было рядом.
— Или как она купила весь этот новый гардероб скучной одежды, чтобы вписаться в компанию этих злобных сучек в гольф-клубе? — говорит Ками, кивая Кэт. Интересно, они когда-нибудь сидели и обсуждали это, когда меня не было рядом?
Возможно.
Вообще-то, они определённо обсуждали. Кэт бы кивала в своей озабоченной манере, а Ками ждала бы этого дня, готовая собрать по кусочкам и помочь мне двигаться дальше.
— Или в тот раз, когда мы пришли и она слушала один из тех мужских подкастов, потому что он сказал ей, что это может помочь ей "понять" его лучше? — Кэт громко ахнула, как будто от этого воспоминания её буквально тошнит, и, честно говоря, со мной происходит то же самое.
Когда края моего сознания затуманены выпивкой, притупляя жжение моей сердечной боли, ко мне подкрадывается разочарование.
Потому что они правы: я наделала много глупостей, чтобы попытаться соответствовать тому, что, как я думала, будет его идеальной женщиной.
Я изменила то, что любила в себе, из-за куска дерьма, который думал, что я была слишком.
Слишком для него. Слишком для той жизни, которую он хотел. Слишком для каких-то скучных долбаных юристов. Слишком, чтобы провести с ним жизнь.
И знаете что?
Да пошло оно всё.
Да пошло оно всё.
Пошёл он!
Потому что реальность такова, что его было недостаточно.
И он прав: я слишком. Я слишком много для него, потому что он всегда должен был заслуживать меньшего.
— И эти гребаные уроки гольфа, — говорю я, в ужасе откидывая голову назад, добавляя к тому дерьму, которое я делала для человека, который меня не заслуживал. — Не могу поверить, что я потратила столько денег, чтобы научиться самой скучной игре на земле.
— О, Боже, игра в гольф! — сказала Кэт со смехом, как будто она совсем забыла об уморительности моих попыток научиться играть в гольф. Я притащила её на несколько своих уроков, и она практически все их провела, смеясь надо мной.
Я не могу её винить.
— Он заслуживает того, чтобы гнить в аду, — говорит Кэм, и я смотрю на неё. Она всё ещё дрожит от злости за меня.
— Гнить в аду — это слишком, детка, — говорит Кэт, самая здравомыслящая из нас.
— По крайней мере, он заслуживает какой-то расплаты. — Ками протягивает руку и крадёт картошку фри из кучи передо мной. — Эй, ты всё ещё отвечаешь за все его встречи и прочую фигню? — спрашивает она, и я киваю.