Новогодняя охота
Шрифт:
Когда не вижу кружения комнаты, не так уж и хреново.
– Не надо было столько пить, - ругает Сойер, но в голосе все равно слышится беспокойство, которое даже мое пьяное тельце замечает.
Одежду из моих рук забирает или Сойер или какая-то небесная сила, не знаю. Слышно непонятное копошение, звук открывшейся дверцы стиральной машинки и свист крышки, которую открутили от бутылки со специальным гелем.
Машинка оживленно гудит и начинает набирать воду.
Сойер стирает мои вещи.
Я открываю один глаз и наклоняю голову назад. Мой
Технически это третий раз, когда я вижу Сойера за сегодняшний вечер, с момента как отключился на некоторое время. Но это первая близкая встреча с бугром в его штанах. Матерь божья, с такого расстояния комплектация кажется еще роскошнее. Думайте, что хотите, но упрекнуть меня в ужасном вкусе среди членов нельзя.
Вода прекращает набираться и начинает вращаться барабан. Вибрация отдает в спину. Я прижимаюсь плотнее, ощущения приятные, но Сойер, похоже, со мной не согласен. Прислонив голову к металлической стенке, он так удрученно и подавленно вздыхает, что мне становится его жалко.
– Зачем ты напился?
Понятия не имею, как на такое отвечать, поэтому молчу дальше. Пару минут назад я и мечтать не смел, что Сойер знает мое имя, и его волнение за мое нетрезвое состояние немного сбивает с толку.
– Не стоило так долго тянуть резину, - продолжает он.
– Если бы мне хватило смелости, все было бы иначе.
Сойер, видимо, тоже пьяный. Я совсем не догоняю, о чем он говорит. А если это правда, то есть надежда, что завтра он ничего не вспомнит. Черт возьми, надеюсь, я ничего не вспомню. Какое разочарование для такого многообещающего отсоса века!
– Эм, мне очень неудобно за твою куртку, - отвечаю я, ведь это единственное рациональное объяснение его волнениям о моем пьяном тельце.
– Не хотелось на нее блевать. Да я вообще-то и не собирался.
– Думаешь, меня волнует какая-то куртка?
– Эм. Да?
– Открываю оба глаза, в надежде разобраться, к чему вообще Сойер клонит.
Судя по интонации, куртка его мало волновала, но тогда я не знаю, что думать: во всей заботе о моем ясном уме смысла не вижу. Сойер сидит с таким глубоко несчастным выражением на лице, что мне и самому, глядя на него, становится грустно. Хочется взять его за руку и пристроиться под ней, надеясь прогнать боль своим прикосновением.
Я придвигаю ладонь чуть ближе, наши мизинцы соприкасаются.
– А почему еще тебя волнует, что я напился?
– спрашиваю у замолчавшего Сойера.
Он разочаровано выдыхает через нос.
– Потому, эм, что… ладно.
Я рассматриваю его лицо в поисках намека хоть на что-нибудь, но не замечаю ничего, кроме отвлекающих острых скул. Выяснить, что не так самостоятельно не выходит, пусть объясняется яснее:
–
Очень волнительное мероприятие между прочим, сидеть вот так рядом со своей любовью и касаться его руки, уж промолчу о моем нервном состоянии. Я пытаюсь сглотнуть и запоздало понимаю, что это не лучшая идея - во рту привкус самого грязного барного пола в счастливый час.
Если еще жива вероятность таки взять сегодня член в рот, проблему нужно устранить.
Я кривлюсь и весьма грациозно отползаю в сторону, перекатываюсь на колени и ползу ориентировочно в направлении раковины, замеченной ранее. Она встроена в столешницу, которую, наверное, используют для сложенных вещей или жертвоприношения богам отбеливающего средства, чтобы белое никогда не желтело. А это очень хорошо: мне нужна надежная опора, чтобы поднять свою тушку на ноги, но с другой стороны не очень - край столешницы закруглен, даже не за что ухватиться. Я, как придурок, ползаю вокруг с одной рукой, задранной над головой, и пытаюсь нащупать хоть какую-то опору. Но нет, просто невыполнимая задача. Я ведь только хочу рот сполоснуть, а не на олимпийское золото претендую. Разве многого прошу?
В итоге я опускаю руку, похрен, проще найти ближайший туалет, но вдруг большая надежная рука сжимает мой бицепс. Я таращусь на нее во все глаза. Ладонь явно не обладает собственным разумом и не замечает мой взгляд, в отличие от ее хозяина. Сойер садится на корточки и заглядывает мне в глаза.
– Давай помогу, - предлагает он и с невероятной нежностью поднимает меня на ноги. Установив меня в более-менее вертикальное положение, он перекладывает ладонь на мою поясницу и помогает добраться до раковины.
Это не первое прикосновение Сойера за этот вечер, но до моего вусмерть пьяного мозга доходит только сейчас. Дрожь прокатывается по спине и оставляет мурашки на коже, будто облака выхлопных газов.
Сойер меня трогает.
Меня.
Кожей к коже.
В сантиметрах от моей задницы.
Я приоткрываю рот. Не сказать, что челюсть прямо до пола отваливается, но в моем-то пьяном состоянии возможно все. Не знаю. Но уверен в одном: прикосновения Сойера зажигают меня, как фейерверки новогоднюю ночь. Одна за другой крошечные вспышки появляются внутри и осыпают множеством искр. Кажется, я сейчас взорвусь.
Ладонь проклятого Сойера Астона на моей спине.
Его грудь практически касается моего плеча.
Мы настолько близко, что я вижу отдельные волоски на его подбородке. И да, они выглядят именно такими колючими, как я представлял.
Еще парочка вспышек и мурашек по такому поводу. Ужасно хочется узнать, как волоски будут колоть мои щеки, бедра, ложбинку между ягодицами…
Мне кажется, или ладонь Сойера сползла чуть ниже?
Наверное, показалось.
– Ты хотел до раковины дойти?
– спрашивает Сойер.
– Или куда-то еще?