Новоселье
Шрифт:
— Наариэль, Бабушка даёт нам пять минут. Что ты хотел сказать?
А разговаривать прекрасный страж и не собирался. Я даже растеряться не успела, как оказалась прижата к придорожной осинке. Хотя, одно слово Наариэль всё-таки сказал. Моё имя. Выдохнул мне его прямо в ухо, да таким тоном, что у меня подогнулись колени. Какие там способности драконов?! Вот, у кого способности — я же сразу дышать перестала! А потом и думать. О чём тут думать, если в подобное даже не верилось. Меня как взрослую целовал самый красивый мужчина на свете! И целовал, и вздыхал, и даже вроде бы стонал. И обнимал. Обнимал меня вместе с осиной. То есть — прижимал к осинке так, что у меня не было никаких
— Я тебе не нравлюсь? Я позволил себе лишнее?
Эммм… Какое лишнее, об косяк драмзерхом? У нас и так времени немного, а прекрасное лишним не бывает! Но сил хватило только помотать головой. Ой! Надо же было так растаять, чтобы забыть хоть о каких-то ответных действиях! Что ж меня так приморозило-то? Я его даже не обняла! Что я, что осина — обе деревянные.
— Нра…вишшься, — справилась я наконец-то с горлом и решила больше не болтать.
Не знаю, как там правильно показывают ответные чувства. С Лидорчиком я научилась только ответно брыкаться. А в тех романах, что были в нашей библиотеке, живописание девичьих реакций было несколько туманным — подробностей вовсе не было. Поэтому я решила действовать на основе только что полученного опыта. Слегка отстранила прекрасного стража, развернула спиной к той же осине и попыталась повторить его действия.
Разница в росте очень мешала, длины рук, чтобы уцепиться ещё и за дерево, тоже не хватало, но прижалась я всё равно качественно. А поскольку дотянуться до губ мне не светило, я поцеловала Наариэля куда пришлось — в ямку между ключицами. Хорошо, что ворот рубашки оказался расстегнут, а то поцелуй пришёлся бы точно в пуговицу.
— Ещё! — прохрипел прекрасный страж и даже слегка съехал вниз по стволу, уравнивая нас в росте.
Никогда не думала, что мычащий мужчина, это — прекрасно, завораживающе и волнующе аж до дрожи во всём теле. Пока я с удовольствием исполняла просьбу «ещё и ещё», мои руки как-то сами собой не постеснялись расстегнуть ещё пару пуговиц на его рубашке. Вот, почему я никогда не думала о том, как сама буду целовать любимого красавца? И в шею, и выше, и в губы. Ммммм, восторг! Так волнующе, что слов нет — одни эмоции.
Теперь уже не я, а Наариэль держался за осину, приклеившись к ней спиной и ладонями. И уже не мычал, а рычал.
Мне хотелось, чтобы время остановилось, а наши пять минут никогда не кончались. Мы бы успели ещё пару раз поменяться местами и окончательно смутить осину, превратив её в очень красную рябину, но на наше несчастье явился… правильно, драмзерх в виде Жемчужного папы.
— Митавиа?! — воскликнул Тарноэр-старший с таким неподдельным удивлением в голосе и изумлением на лице, как будто ожидал увидеть здесь кого угодно, но только не меня.
— Отец, это я… — прохрипел Наариэль, отлипнув от дерева.
М-да. Обмен очевидностями. Хотя, Наариэлю простительно. Я и сама ещё не совсем пришла в себя и несколько неясно соображала. Но одно поняла точно — чтобы разморозить Жемчужного папу, надо было сразу поцеловать его сына. Кто бы мог подумать, что у главы Дома Синей Вязи такая богатая мимика? И такая бедная речь?
— А как же бабушка? — совсем забыв о приличном обращении к моей бабуле, выдал Жемчужный папа.
— Временно отсутствует, — успокоила я поборника строгой морали, который заподозрил своего отпрыска в целовании сразу двух персон.
— Амм… эммм…, - всё так же бессодержательно продолжил Жемчужный папа, — Наариэль, должен тебе заметить, что Драконы в период взросления несколько несдержанны и импульсивны… — и родил совсем уж странное откровение: — Но я горд тем, что ты держал себя в руках.
После столько глубокомысленного вывода бывший Зануда сделал разворот на пятках, и маршируя не хуже, чем Яся на плацу, отправился вдоль по дороге к остальной компании. Не знаю, сможет ли он натянуть на лицо прежнюю маску безразличия, но если нет, то у Валерьянки сегодня будет праздник. Кстати, Наариэль, насколько я помню, держал в руках не себя, а осину. А несколько ранее — осину и меня. Но, в сущности, это совершенно неважно, потому что у нас осталось ещё полминуточки или около того до возвращения в мой внутренний мир драгоценной Бабушки.
…И до этого самого возвращения мы всё-таки успели ещё раз поцеловаться, совсем без осиновой подпорки, обнявшись, как настоящие влюблённые.
А потом вернулась Карнэль Короедовна. Вернулась качественно. Меня как ветром оторвало и отшвырнуло от прекрасного стража, после чего бабуля перетряхнула мою память, считала все события и принялась за ту самую мораль, которая, как я полагала, у меня имелась. Ну, подумаешь, поцеловались…
Со слов Синей Бабушки я поняла, что думалка у меня ещё не выросла, последствий не учитываю, а о нормах приличия не имею ни малейшего понятия. Живописная картина того, что увидел Жемчужный Папа, явилась мне с бабулиной помощью во всей красе. М-да… Взрослый страж, вцепившийся в дерево, которого атаковала и раздевает малолетняя девица — зрелище редкое.
— А с учётом того, что конкретно этот красавчик славится умением самостоятельно раздевать всё, что движется, — лила мне яд прямо в мозг старшая родственница, — ещё и невероятное. Кстати, деточка, а твой возлюбленный сделал тебе официальное предложение о помолвке или хотя бы одним словом упомянул о чувствах? Чувства, обитающие в его штанах, советую в расчёт не принимать, — почти совсем разрушила мою сказку о большой и чистой любви жестокая Бабушка.
Зачем спрашивать, если ответ ясен? Не предлагал и не упоминал. Может, не успел. Нестрашно — я подожду.
— Жди, — ехидно усмехнулась Карнэль, — только руки не распускай! Тоже мне, храбрый атакующий Дракон! Кто же так целует, гусеница-переросток? Мита, считай, что ваши обитатели озёр… пиявки, если не ошибаюсь, умерли от зависти. Как тебе только в голову пришло повторять действия мужчины? Ты кто — мужчина?!
— Так я же по неопытности!
И ведь знает же, ещё одна синяя зануда, что именно по неопытности и по незнанию.
— Вот ты сейчас своему разлюбезному про неопытность и незнание и будешь разъяснять! — припечатала Бабушка.
Что-то у меня тоже, как у Жемчужного папы, словарный запас уменьшился до «ммм» и «эээ» после такого приказа. А объяснять действительно надо. Хоть что-то. А то всё время, пока мы с бабулей мозгами ссорились, Наариэль терпеливо ждал, чем дело кончится. То есть, был под впечатлением от моих метаний по дороге, странных жестов и диких гримас. Ну, вот… Метание кончилось.
Кое-как, через пятое на десятое я всё-таки смогла промямлить истину. Слишком много слов не потребовалось. Наариэль понимал меня почти на уровне мысли — дополнял фразы и пытался извиниться и за себя, и за моё нападение на его пуговицы, честь и шею. К неудовольствию Синей Бабушки мы с ним сошлись на том, что целоваться было не только приятно, но и ново, необыкновенно и восхитительно. Я так поняла, что Наариэля неимоверно восхищает всё новое вообще, и я в частности. А я не просто новая, а — необычная, непредсказуемая… да где бы он был, если бы не я? Н-да… И одному Творцу ведомо, где он окажется с моей помощью.