Новосёлы
Шрифт:
– Не приставай к чужому ребёнку! – послышался звонкий голосок.
Неужели нашей Марины?!
– Гм… Кхы! – откашлялось радио. – Девочка Маринка… Приметы: лет трёх-четырёх, беленькая, на ногах почему-то одни носки… Ищет дядю Колю, у которого «Москвич» возле ворот, и двух Женей, которые потерялись на рынке…
Мы так и застыли на месте. Слыхали такое дело? Мы, оказывается, потерялись, а не она!
– Повторяю… – сказало радио устало и хрипло. Но что-то помешало повторить.
Из
– …росла! Зимой и летом стройная, зелёная была!.. Пустите, дядя милиционер! У вас горячий живот!
Люди на рынке задирали вверх головы и хохотали. А мы пробирались тихо, как будто набрали в рот воды. Хоть бы никто не догадался, что мы и есть те самые Жени, которые «потерялись»!
Радио опять откашлялось и сказало:
– Повторяю: дядя Коля, который оставил «Москвича» у рыночных ворот, и два Жени… Где вы подевались? Вас ожидает Марина. Идите к конторе рынка у южных ворот…
Мы уже почти бежали!
Рядом с южными воротами стоял деревянный домик с вывеской над дверью: «Контора рынка». Первым поднялся на крыльцо дядя Коля, за ним – мы.
Зашли… Коридор. Он ведёт к трём дверям – налево, прямо и направо. На той, что слева, висело коричневое стекло с белыми буквами: «Директор».
Дядя Коля постучал в эту дверь.
– Войдите! – крикнули оттуда таким голосом, как в радио.
Но мы и так знали, что надо заходить сюда, – услышали голос Марины:
– Я хочу песенку по радио спеть! Я хочу «Айболита» рассказать!
– А станцевать ты по радио не хочешь? – говорил дядя с блестящей, начисто выбритой головой. Он сидел за столом и в изнеможении обмахивался ладонью, гнал в лицо ветер. Ему, наверно, было плохо… Слева от него на отдельном столике стояло что-то похожее на радиоприёмник, металлическое и окрашенное в серый цвет. На этом аппарате стоял микрофон на коротенькой ножке.
С правой стороны стола сидела и болтала ногами Марина. Перед ней лежала гора конфетных бумажек и яблочных огрызков.
А перепачкалась! Вся в шоколаде…
– Ой, это вы! – спрыгнула Марина со стула и ткнулась мне лицом в грудь.
На моей белой рубашке остались следы её щёк, губ, носа и подбородка. Это спереди, а с боков, под мышками – по пять пальцев. А Женя-большой успел выставить перед собой руки, защититься.
– Наконец-то вы пришли! – поднялся на ноги лысый дядька. Он был небольшого роста, просто удивительно, что у него такой густой голос. – Наконец-то! – радовался дядька. Он нашипел себе полный стакан из сифона. Часть выпил, а часть вылил на платок и прижал к затылку.
– Наконец-то! – встал со стула у двери милиционер, заходил по комнате.
Мы
– Забирайте её сейчас же! – сказал бритоголовый дядька строгим голосом. – Концерт без заявок на весь рынок!
И лысый, и милиционер говорили нам, говорили наперебой, что нехорошо детей оставлять без присмотра, что так недалеко и до беды. Что детей надо воспитывать в строгости, чтоб не росли, как сорняки. Что им…
Казалось, конца-края не будет гневным речам. Потом лысый директор схватился за грудь, а милиционер начал промокать себе лоб «качелями» – промокашкой.
– Ваш паспорт! И водительские права! – потребовал милиционер и расстегнул складную сумку с одним прозрачным боком.
Дядя Коля показал паспорт и права, попросил прощения за беспокойство…
Летели мы из той конторы чуть не бегом. Женя тащил Марину за руку, а она, морщась и подпрыгивая, топала-частила следом и хныкала:
– Ой, ножкам колется! Ой, в животике рычит!
Объелась, наверно, конфетами, вот и рычит. Оставила бы мне половину или хоть бы половинку половины, и ей было бы хорошо и мне.
Женя наконец взял её на руки:
– А зачем было разуваться? Выпачкала носки, порвала, ноги исколола…
– Ага! А как бы вы знали, что я не совсем пропала и скоро приду?
– Как… Как… Сидела б, где тебя посадили, и всё!
А разве не так? Пусть бы ещё всё с себя поснимала, голышом по рынку бегала. Тогда точно знали бы, что долго не погуляет.
Машина стояла там же, где мы её оставили.
Я быстренько дёрнул заднюю дверку и ринулся занимать место…
С сиденья пружиной взметнулась, зашипела мне в лицо рыжая кошка. Я вытаращил на неё глаза, она – на меня. «Что такое? Откуда?» Потом кошка уселась на сиденье, выставила ружьём переднюю лапку и начала спокойно вылизывать свой толстый живот.
– Подвинься. Ты что – прилип? – толкнул меня в плечо Женя. Он посадил спереди Марину и ещё не видел, что делается на заднем сиденье.
Я подался глубже в машину, двигая и мешок, и кошку.
Стукнул дверкой дядя Коля. Он газанул с места, как на пожар. Жаль только, что на машине не выла сирена. Все нам давали б дорогу.
Марина только минуты три ехала спокойно, а потом стала на коленки и повернулась к нам.
– Покажите соба… Ой, какая кошечка! Как огонёк!
Дядя Коля тормознул, машина завизжала, заметалась вправо-влево и остановилась у тротуара…
Гаркавый-старший повернулся к нам и долго смотрел на кошку. И шрамы на его лбу, щеках, подбородке бледнели, бледнели…