Новосёлы
Шрифт:
Нас обнимали, тискали, хлопали по плечам. А деревья на треножках, кусты и дома падали, громыхали.
– Осторожнее, товарищи! – спасал декорации Валерий.
– Ну и артисты! Ну и молодцы! И кто бы мог подумать, что
Дядя Левон смущенно улыбался и слегка кланялся каждому, кто хвалил или подходил пожать руку.
– Что вы! Считайте, что провалились! Всё делали не так, как нужно!
Павлуша опять сидел на табуретке, а моя мама щупала у него пульс. По одной щеке его гладила тётя Люба, по другой – Генка:
– Не плачь! Не плачь!
Тётя Клава вытирала Васе нос, заглядывала в рот – проверяла гланды. Марина совала мне в рот растаявшую шоколадку:
– Вот здесь ещё слижи! Вот здесь!
Серёжу папа подбросил вверх, забыл, что стоит на сцене, и Серёжа чуть не прошиб головой потолок – хныкал и почёсывал макушку.
А Жоре папа давал нагоняй:
– Так вот куда подевались мои самые лучшие крючки!
Бабушка вытерла мне перепачканные губы и щёки, мама поцеловала в лоб. Маринка стала на цыпочки, чтоб поцеловать в подбородок, и кричала:
– Не достать! Жека, ты вырос?!
А нос мой задирался от гордости, задирался…
Дети расходились
Мы, «артековцы», шли со своими родителями последними. Шли и шатались. Кружились головы – от счастья, от пережитого волнения, от славы…
И усталости!
Солнце было на западе, светило нам прямо в глаза. Мы морщились, жмурились, как Муркины котята, которые теперь на квартире у Серёжи. Мы улыбались до ушей, как клоуны в цирке…
Кто его знает, может, я и не брошу этот кукольный театр. Впереди ведь столько интересного!
Из этого дома мы тоже никогда не съедем. Разве есть на свете лучший дом?
А какие чудесные люди-соседи!
И разве есть ещё где-нибудь такой Левон Иванович? Вот, зовёт, кричит что-то вслед… Надо послушать.
– Репетиция завтра в семнадцать! Прошу не опаздывать!
Стоит Левон Иванович на крыльце шестого дома, улыбается устало. Простил или не простил он нам сегодняшние грехи? Особенно Жорины…
– Не опозда-а-аем! Придё-о-ом!!!