Новые Глаговки
Шрифт:
Выходит, в некотором смысле, – обман? Ну почему же! И сама я неплохо выпиваю, и мне одной не под силу бросить. Может быть, предложить дружбу в вине, а потом и в трезвости? Ну уж, что будет. Пойти ва-банк, женским геройством такой же пьющей, безоглядно прожившей жизнь черт-то как – взять да и переломить ради него и себя его пьянство, и во имя внуков, конечно.
И она попробовала поставить перед ним программу: раз при нем хвостов нет, а родители его умерли, не им погребенные, не пора ли поднатужиться еще раз? Может, и в последний раз? А что? Пенсия и дожитие уже замаячили перед нами, если по большому счету. И кто не понял ещё этого – умрет под забором.
Когда она стала беседовать с ним, она увидела, что
– Я не предлагаю тебе одному бросать. Я предлагаю тебе попробовать вдвоем поехать к тебе в деревню. И пусть у нас будет поздняя любовь. А квартиру мы будем сдавать и на это жить, пока дети не станут взрослыми и не нарожают себе детей. А мы поедем в деревню жить любовью. Причем я предлагаю бросить не всё – курево оставить. Мы не дети, чтоб мечтать обо всём сразу. Будем бросать пить, как другие готовятся к смерти. Раз и навсегда. И я слыхала, что нужно глядеть в глаза друг другу.
– Всё это мне уже предлагала одна женщина, когда я пришел из армии и жил в деповском общежитии, – говорил он. – Там была одна эстонка. Она звала меня – поедем в деревню, будем там жить, я тебе рожу ребенка. В Эстонии все люди живут в деревне, в городе никто не живет. Приехали – родила. А жить с моими родителями не захотела – «Тут голодная деревня. Никто ничего не делает. Как вы живете – непонятно. Давай, собирайся, езжай в Клин на колбасный завод и зарабатывай там квартиру».
Я сказал: «Если в русской деревне людям не платят денег, то я в этом не виноват. А потому возвращаемся к своим баранам. Ты в общагу, и я в общагу». Собрал манатки и уехал обратно в деповское общежитие. А она поехала на колбасный завод получать квартиру. Но, наверное, думаю, она не знала, что объявление завода о квартирах не значит, что ты обязательно ты получишь квартиру за оговоренный срок. Нужно либо подмазать, либо с начальником вась-вась. И я, честно, говоря, вернувшись в общежитие и продолжая философски пить (раз такая жизнь!) потерял с ней связь. И она обожглась с этим колбасным заводом и находится в Высоковске на ткацкой фабрике. Чего она думает или делает, я не знаю. Но я сыт по горло этим случаем, когда женщина предлагает мне ехать в деревню и жить там.
Тогда она, подумав, решила открыться, что она это делает ради своего внука. Он долго молчал, думал, потом сказал: «Да, ты высокая женщина, у тебя высокие планы, ты самоотверженно предлагаешь любовь за то, чтобы я посидел с этим ребенок. Что ж, не скрою, я потерял своего ребенка. У меня никаких связей с Ванечкой нет. Да, он теперь достаточно большой, чтобы понять размеры своей обиды на меня, ничем ему не помогавшему столько лет. Но у него была мать, а у меня никого не было. И я не знал, как мне с этой проблемой быть. Но ты, как высокая в помыслах женщина, открываешь мне шанс для того, чтобы я смог, как все порядочные мужчины, отсидеть с твоим особым внуком за твою любовь ко мне. Так что можем выезжать хоть завтра».
Всё это было сказано много позже того, как они сошлись на основе общего выпивания. Сошлись они, когда дочке её было десять лет.
Злые языки говорили, что ей деревня досталась даром и долго сомневались, что двое пьющих смогут взять на себя такой крест. И опять же вопрос: как переломить в себе разгульную и бродячую жизнь? И всё, как всегда в больших проблемах, докатилось до того момента, когда нужно себе сказать: или сейчас или никогда или попрощаться со своей мечтой.
И что же? Он попробовал ещё раз довериться женщине, которая не отменяла деревню, а наоборот, предполагала её в их отношениях. Но дети приехали сюда быстрее, чем выросли. Всем здесь понравилось. Он впрягся, стал чинить крышу, печку, заготавливать дрова, а дочь завела большую собаку.
Поселившись в деревне, они стали выполнять эту программу, то есть психологическое и антиалкогольное сопровождение его и его друзей-собутыльников по деревне. Вплоть до гробовой доски.
– Да, после каждого запоя они могут приходить в любое время к нам. Денег я им давать не буду. Но всегда выставлю двухлитровый термос с лекарственными травами, чтобы они из запоя вышли более или менее адекватно.
Этим вовсю пользовался и архитектор-самородок Андрей. Его ограду фэмили – привет Гауди из Барселоны! – только на днях разобрали на дрова. Благами Галины пользовался и племянник Андрея Димка, его оруженосец и помощник. Обоих уже отнесли на кладбище. Много пили. Ну, кого еще похоронили? Ладно, будем продолжать про их любовь.
Она – ничего себе, держалась их любовь. С одной стороны, услышав про серьезные намерения, брат Ушакова сделал милостивый поступок – отписал вторую половину дома бесплатно долготерпеливой паре. И они каждое лето ездили в Покровку поздравлять его с днем рождения в благодарность за благодеяние. И детям понравилась близкая к городу деревня. И все сразу зашумели: «Вот бы тут баньку еще поставить!»
Ну что ж, Серега поставил и баньку. А Галине сказал: «Хорошо бы пригласить катехизатора на банные дни. Высшие силы нам тоже могут помочь в нашем многотрудном деле». И катехизатор согласился ходить к ним париться. А шоколадки брать на праздник отказался. Детям, говорит, раздайте.
Бедная сиротка Сима
Сима – золотые ключи деревни. Кто живет в деревне и не знает Симу – всё равно, что и не живет в деревне. А кто знает Симу – тот не променяет эту деревню уже ни на что. Сима – дочь кузнеца и круглая сирота из далекой тамбовской деревни (100 км от Тамбова) – жила из милости у бездетной тетки до совершеннолетия. Она имела только одну возможность выбраться из той глухомани – списаться со старшим братом, которого в свое время взяли в армию в Подмосковье, нельзя ли приехать туда, где он служил, и устроиться на работу. И брат ответил, что сам действительно остается здесь, в Подмосковье, в городе Подсол. Поступает в милицию и что, получив от нее письмо, специально ходил и узнал, какие работы в этом городе требуются. Оказывается, нужны каменщики-плиточники в местную стройконтору. И если она не передумала, то пусть с документами (паспорт, свидетельство об окончании восьмилетки) приезжает. Вполне можно устроиться.
И она, не раздумывая, рванула. А чего её удерживало? Только вежливо выслушивать тетку, которая говорила: «Шебутной он был, твой отец, шумный. Ты извини, после вас мне бы хоть пять-шесть лет одной пожить перед смертью в спокойствии».
Да, как получила письмо – так и рванула. Приехала к брату вечером, поздоровалась, переговорила, а наутро пошла в ту строительную контору и подала документы на плиточника-каменщика. И проработала там ровно сорок лет, день в день, как одна копеечка. Быстро показала себя (дочь кузнеца!), стала бригадиром в своем деле, ответственная и за людей, и за каменщицкую работу в городе, так что и посейчас, если будете в Подсоле, знайте: все площади и главные улицы выложены ею и её бригадой тридцатикилограммовыми плитами. На своих ручках носила. Да и в районе их бригада построила немало под её руководством. И на Вертлинской улице, которая идет вдоль озера Сенеж, местной достопримечательности, – тоже её работа: плиты положены для отдыхающих союзного значения. Так что получила она медаль «Заслуженный человек города» не просто так. Правда, ей причитающуюся по очереди квартиру, как вдруг совершенно случайно она узнала от кадровички, начальство хотело прибрать себе. И уж как там у нее оказался телефон женщины, вхожей в ВЦСПС, я не знаю, но эта женщина выслушала её и сказала – приедешь в Москву, иди в ВЦСПС в такую-то комнату и всё там изложи.
Конец ознакомительного фрагмента.