Новые мифы мегаполиса (Антология)
Шрифт:
— Нужно будет много ходить? — догадалась жена и, дождавшись моего «Угу», сказала: — Хорошо. Тогда помоги мне зашнуровать кроссовки.
— Лара!
— Что? — Она лежала, забросив ноги на спинку кровати. Набегалась за день, бедняжка.
— Страницу и абзац, — взмолился я.
— Тридцать шесть и шесть.
Кажется, она снова сверялась с градусником.
Я раскрыл потрепанный томик и прочел:
«У меня нет ни тени художественного таланта. Я даже и языком-то владею плохо. Но это все-таки ничего: читай, добрейшая публика! прочтешь не без пользы. Истина — хорошая вещь: она вознаграждает недостатки писателя, который служит ей. Поэтому я скажу тебе: если б я не предупредил тебя, тебе, пожалуй, показалось бы, что повесть написана художественно, что у автора много поэтического таланта. Но я предупредил тебя, что таланта у меня нет, — ты и будешь знать теперь, что все достоинства повести даны ей только ее истинностью».
На сей раз в точку, подумал я. Ни капли художественного таланта, одна истинность. Да и истинность, положа руку на сердце, сомнительная.
Писателю хорошо. Когда у него что-то не ладится, он комкает один бумажный лист за другим и бросает их под стол. Я и этого не мог себе позволить. В условиях дефицита писчей бумаги я комкал несчастный листок, а через пару минут снова его разглаживал и перечитывал собственные каракули в надежде обнаружить в них новый смысл, новую истинность. Только откуда бы ей там взяться?
Бегать по городу было легче. Даже мотаться шесть раз в полном автобусе от железнодорожной платформы до метро и обратно в поисках парня, о котором говорила баба Глаша, было легче. Я разговаривал с людьми. Я был обаятелен и убедителен. И только сейчас, оставшись наедине с листком бумаги и авторучкой, признался себе, насколько я ни в чем не уверен. С чего я взял, что одиннадцать человек смогут то, чего не смог один? М-да, загадка!
— Я идиот, — пожаловался я вслух. — Я все-таки идиот. Причем пафосный. Почему мне так хочется начать со слова «Земляне»? Зачем мы вообще все это затеяли? Ни черта же не получится.
Лара молча погладила меня по спине. Жалко. Мне было бы легче, если бы она возразила.
— Не злись, — сказала она. — Ты же сам говорил: делай, что должен…
— Я уже тысячу раз сделал, что должен. Когда уже наконец настанет мое «будь что будет»?
Лара не ответила. Только еще раз попросила:
— Не злись.
— Я даже не знаю, как начать. Если не «Земляне», то как? «Операторы всех стран»?!
— Начни со слова «Здравствуйте», — сказала Лара таким голосом, что стало ясно: она вот-вот заснет. — Дальше будет легче.
— Хм…
Я перевернул многострадальный листок на мятую, но чистую сторону и написал сверху:
«Здравствуйте!»
Мне действительно стало легче.
Здравствуйте, подумал я. Или даже привет.
Привет, я один из тех, кто разговаривает в автобусе.
Впрочем, если вы меня сейчас слышите, значит, мы с вами одной крови.
В условленный час пришли не все. Не хватало молодого старичка. Его обычное лежбище — пара картонных коробок в крытом загончике для мусорных контейнеров — тоже пустовало. Видимо, бутылка водки, выданная авансом, была стратегической ошибкой, хочется верить, не роковой. Так даже лучше, рассудил я. Во-первых, с ним нас вполне могли не пустить даже в арендованную на четыре часа «Газель», во-вторых, число десять внушало дополнительную надежду.
Могло быть и хуже. В какой-то момент этой ночи, когда я отчаялся заснуть и начал просто считать минуты до рассвета, меня посетила необъяснимая уверенность, что никто не придет.
— Ну что, по машинам? — спросил я.
Эта была очень странная поездка очень странной группы людей, девять человек из которой плохо представляли, зачем их собрали вместе, а десятый только делал вид, будто представляет хорошо. В дороге почти не разговаривали, только баба Глаша и Николай изредка о чем-то перешептывались, да у парня по имени Игорь случился короткий сеанс. Обычный сеанс, не широковещательный, «Не видать вам моих денег, сволочи! Ни копейки не видать! Вот сейчас сожгу сберкнижку! И облигации. И ваучер. Где же спички? Почему перестали продавать спички?» и еще пара фраз неразборчиво. Даже водитель маршрутки ничего не заподозрил. Слава Богу, наша двенадцатилетняя мучительница пока молчала, а то бы он сильно удивился.
На место прибыли даже раньше, чем я рассчитывал, без десяти девять. В субботнее утро народу в парке было немного. По пути к стеле мы повстречали только десяток роллеров, десяток байкеров и небольшую стайку готов. От сердца отлегло: на фоне разномастных неформалов наша группа выглядела островком адекватности.
У стелы все остановились, а я испытал еще один острейший приступ неуверенности ни в чем. Необходимо было что-то сказать, но слова путались в голове, и начало вышло заупокойным.
— Спасибо, что пришли… — Я прочистил горло. — Не знаю, что из этого выйдет. Даже если ничего не получится…
— Ближе к делу, — поторопил Николай.
Я почувствовал Ларину ладошку в своей и немного успокоился.
— Да. Давайте возьмемся за руки.
Мы образовали неровный круг, по правую руку от меня встала Лара, по левую — женщина средних лет в косынке, баба Глаша представила ее как Лизавету.
— Сейчас я буду говорить текст, а вы, пожалуйста, повторяйте его за мной, хотите — вслух, хотите — про себя. Лучше, наверное, вслух. Сейчас…
Я на секунду отпустил Ларину руку, чтобы заглянуть в шпаргалку. Слова, повторенные сотню раз за ночь, куда-то улетучились из памяти.
— Здравствуйте, — шепнула на ухо Лара, и я с благодарностью пожал ее руку.
— Здравствуйте. Ну, повторяйте же.
— Здра-а-авствуйте…
Ответ вышел нестройным, как у младшеклассников после летних каникул.
— Если вы меня сейчас слышите, значит, вы один из нас, — продолжил я. — Я называю нас операторами односторонней связи. Кто-то, возможно, по-другому.
— Божьи уши, — сказала Лизавета.
— Что?
— Мы слышим слова, адресованные Ему, значит, мы — Божьи уши.
— Хорошо. Давайте не отвлекаться. На чем я остановился?
— Начни с начала, — подсказала баба Глаша.
— Здравствуйте, — сказал я.
— Здравствуйте!!! — ответило девять голосов, на этот раз более слаженно.
Кажется, они начали понимать, зачем их подняли в такую рань и увезли в такую даль.
— Если вы меня сейчас слышите, значит, вы один из нас.