Новые мифы мегаполиса (Антология)
Шрифт:
Гера испуганно мотает головой.
— Подделка документов — это же криминал!
Я с ним не соглашаюсь:
— Криминал — это когда подделывают паспорт гражданина Германии. А мне нужен российский. С ним я и улечу. А в Омске напишу заявление о потере и получу настоящий. Что такого-то?
Гера тихо бормочет все известные ему немецкие ругательства и ненадолго задумывается.
— Хорошо, я позвоню Шпету, — соглашается он. — У него есть приятель-художник, который, как говорят, может все. Думаю, российский паспорт не станет проблемой. Но это в исключительном порядке…
— Герман, ты — человечище! — вздыхаю я. — Если бы ты был девушкой, у тебя бы отбоя не было от женихов!
В салоне любого самолета перед взлетом много нервных
Я сажусь обратно в кресло и туго пристегиваюсь ремнем. Пузатый аэробус замирает на краю взлетной полосы, словно раскормленная гончая, присевшая на задние лапы перед долгим забегом. Сосед с любопытством разглядывает в толстое стекло иллюминатора дорожку взлетных огней аэропорта Тигель. Самолет резко задирает нос и через пару минут закладывает душераздирающий вираж с креном на правое крыло. В иллюминатор врывается море света, рожденное пятимиллионным городом. За последние два года он стал мне почти родным. Прощай, Берлин…
— Вы преподаватель? — интересуется сосед.
Я отрицательно качаю головой. Мне не хочется завязывать беседу.
— Жаль, — искренне огорчается сосед. — Понимаете, увидел книгу, которую вы читаете, и подумал, что мы коллеги. А кем трудитесь?
— Психоаналитиком, — говорю я, прикрывая пледом «Концепции современного естествознания». Видимо, не судьба мне почитать эту книгу. Надо было приобрести в аэропорту очередной американский бестселлер в жанре политического детектива…
В салоне меркнет свет. За бортом мерно гудят двигатели. Я закрываю глаза, натягиваю наушники и пытаюсь вздремнуть. Впереди посадка в Калининграде с четырехчасовым ожиданием, а потом перелет до Омска. Но уснуть мне никак не удается. В голове суетливо подпрыгивают непоседливые мысли, а над головой переплетаются искрящиеся линии финансовых потоков. Я их действительно вижу. Не всегда, конечно. Но иногда настолько явно, что меня это начинает раздражать. А тут еще Алик выпрыгнул, как черт из мешка, и напомнил о прошлом. И последние пару дней я только и делаю, что разглядываю финансовые потоки…
Внизу, почти над самой землей, густая сеть из сверкающих бронзой линий. Это разная мелочевка. Выше — средоточие более насыщенного цвета. Эти финансовые потоки стекаются к Берлину из всех городов Германии, Австрии и Польши, границу с которой мы уже пересекли, образуя в небе над Берлином пульсирующую воронку. Самые высокие — транзитные. Они и самые мощные, и самые яркие. Выглядят как реки из сплошного света. Появляются из-за горизонта и за горизонтом же исчезают. Ярко-желтая река, которая течет с востока на запад — это на Нью-Йорк. Я в любом месте легко опознаю этот финансовый поток. Правее чуть более светлая полоса — это на Лондон. Теоретически я мог бы увидеть и остальные главные финансовые реки, но не хочется напрягаться. Азиатский транзит — на Токио, Шанхай и Гонконг — виден из Европы чуть хуже, чем из Сибири. И в каждом из них триллионы и триллионы импульсов, которые испускаются деньгами.
Странно, что от науки, от которой ждут объяснений во многих областях человеческой деятельности, никто не требует объяснений природы денег. А ведь если разобраться, то деньги — это такая сфера, где вообще внятных понятий нет, хотя всем и так все ясно. Деньги — это самая глобальная и одновременно самая загадочная абстракция. Это неиссякаемый энергетический источник, гигантская волна радости, необузданная стихия, которая обеспечивает потребность в безопасности и является одновременно генератором проблем. Деньги — это причина всех конфликтов и войн. Деньги — это мощнейший мотиватор, который будоражит воображение, зовет к очередным свершениям и сводит с ума. Деньги — это власть, престиж, привилегии, способность действовать, оказывать влияние на других, сопротивляться влиянию со стороны. Деньги — это символ всеобщего и всеобъемлющего счастья. Полного и абсолютного. Это то, чего нам никогда не хватает…
Кстати, всерьез наука заинтересовалась деньгами только в начале прошлого века. Да и то все исследователи ограничились социологическими аспектами. А специалисты в области мозга тему денег игнорировали еще лет пятьдесят. Они считали, что у мозга не может быть особых областей для обработки информации, связанной с деньгами. Мол, это явление новое, деньги появились всего несколько тысячелетий назад, поэтому структуры мозга еще не успели эволюционировать. Реальные попытки прорваться через «зону отчуждения» начались только в восьмидесятых годах прошлого века, когда общественное мнение взбудоражили исследования ряда экономистов, которые от теоретических рассуждений по поводу денежной массы, эмиссий экзогенных и эндогенных денег вдруг перешли к практическим вопросам. В то время на периферии экономики стали бурно расти такие дисциплины, как экономическая психология и поведенческая экономика. Вскоре на диспозицию «человек — деньги — человек» обратила свой взор и экспериментальная психология. Уже первые исследования показали, что деньги, если их использовать в качестве элемента психологического эксперимента, оказывают весьма существенное влияние на поведение и цели испытуемых.
Параллельно с психологами тему взаимоотношений человека и денег разрабатывали и нейробиологи. В научном сообществе заговорили даже о некоей пограничной области между нейробиологией и экономикой — нейроэкономике. Многое, конечно, так и осталось на уровне разговоров, но Чарлзу Буковски из Принстона все же удалось экспериментально доказать патогенность влияния денег на мозг. Там же, в Принстонской лаборатории, было сделано и множество других интересных наблюдений. У некоторых испытуемых отмечалось, например, образование временных связей в ассоциативных областях теменной доли, хотя раньше считалось, что эти области занимаются только обработкой информации, которая приходит от соматосенсорной коры и объединяет ее со зрительной и слуховой информацией, поступающей из зрительной и слуховой коры затылочной и височной долей мозга. Но исследования были приостановлены, и вывод просто повис в воздухе. Да, мол, странно. Но задуматься над этими странностями никто не пожелал.
Мне бы тоже не пришло в голову ничего подобного, если бы не Егор, который с детства пытался найти ответ на глобальный вопрос: каким образом человек может противостоять деньгам. И дело не в том, что ему их не хватало. Егора интересовали деньги как таковые. Как элемент бытия. И он искал причины их губительного влияния с упорством средневекового алхимика, который пытается найти свой философский камень. А меня в то время интересовали причины, по которым я испытывал физическую боль, когда прикасался к деньгам. Так мы нашли друг друга. Вернее сказать, Егор нашел меня. А потом мы вместе нашли Алика, Пашу Дудкина и Виталика Райского. Егор почти сразу стал нашим гуру. Только он был способен переворачивать горы специализированных изданий, вникая во все научные и ненаучные труды, только он умел старательно и терпеливо отсекать банальности и терминологический мусор, а потом доступно объяснять достижения современной науки нам. Не могу сказать, что я ему за это благодарен. Моя жизнь лучше не стала. Скорей наоборот — пошла кувырком. Тем не менее я стал больше понимать. И даже могу делать выводы…
— Извините, вы меня о чем-то спрашивали?
Я открываю глаза, ловлю на себе заинтересованный взгляд соседа и отрицательно качаю головой.
— Простите, бога ради. Видимо, вы во сне что-то пробормотали, а я подумал, что вы ко мне обращаетесь…
Я вздыхаю и демонстративно пожимаю плечами.
— Скоро на посадку, — сообщает мне сосед.
— Спасибо, я в курсе… — Меня такими фокусами не пронять. Я не отвечаю на его реплики, он быстро замолкает и молчит уже до пограничного контроля…