Новые Миры Айзека Азимова. Том 3

Азимов Айзек

— Да, Поллен, так оно все и было, — сказал Уинтроп. — Я хорошо помню. Первый год ты работал над собаками и кроликами. Наверное, попробовал и мух Кейси.

— Сама по себе идея ни к чему не привела, хотя и натолкнула на некоторые принципиально новые направления в кибернетике. Так что полным провалом я бы этот замысел не назвал.

Почему они об этом заговорили?

Эмоции! Да какое право имеют люди вмешиваться в эмоции? Они научились скрывать их при помощи слов. Именно страх перед первобытными эмоциями сделал язык первоочередной

необходимостью.

Поллен знал. Его машины пробили экран вербализации и вытащили подсознание на свет Божий. Мальчик и девочка, сын и мать. А также кошка и мышка, змея и птичка. Данные сливались в своей универсальности, обрушивались на Поллена и текли сквозь его сознание, пока он вдруг не понял, что более не в состоянии выносить прикосновение жизни.

Последние годы он мучительно приучал себя к другим мыслям. И вот пришли эти двое и взбудоражили его сознание, подняв со дна всю муть.

Кейси рассеянно махнул рукой, сгоняя с носа муху.

— Плохо, — сказал он. — Мне казалось, ты мог бы добиться поразительных результатов, скажем, с крысами. Ну, не поразительных, но уж и не таких скучных, как с нашими почти что людьми. Я думал…

Поллен помнил, о чем он думал.

— Черт бы побрал этот ДДТ, — проворчал Кейси. — Мне кажется, мухи его жрут. Знаешь, я хочу писать дипломную по химии, а потом работать с инсектицидами. Помоги мне. Я лично заинтересован в том, чтобы поубивать этих тварей.

Они были в комнате Кейси. В ней попахивало керосином, так как недавно опять распыляли средство от насекомых.

— Мух всегда можно перебить газетой, — пожал плечами Поллен.

Кейси подумал, что он над ним издевается, и неожиданно спросил:

— Как ты оцениваешь результаты своих исследований за год? Ну, помимо истинного итога, который для каждого ученого звучит одинаково: «ничего».

— Значит, ничего, — кивнул Поллен.

— Продолжай, — сказал Кейси. — Ты используешь больше собак, чем физиологи, а я готов поклясться, что собаки предпочли бы оказаться на их кафедре. И я их понимаю.

— Да оставь ты его! — воскликнул Уинтроп. — Дребезжишь как пианино, у которого расстроились все восемьдесят семь клавишей. Зануда!

Кейси такого говорить не следовало.

Неожиданно оживившись, он предусмотрительно отвернулся от Уинтропа и произнес:

— Я скажу, что ты скорее всего найдешь в животных, если хорошенько присмотришься. Религию.

— Какая глупость! — вспылил Уинтроп. — В тебя что, лукавый вселился?

— Спокойнее, Уинтроп, — улыбнулся Кейси. — Не забывай, что лукавый — это эвфемизм для дьявола, а ведь ты у нас не ругаешься.

— Не читай мне морали. И не богохульствуй.

— Что же тут богохульственного? Почему блоха не может почитать собаку и преклоняться перед нею? Она ведь для нее источник тепла, пищи и прочих блошиных благ.

— Я не собираюсь говорить на эту тему.

— Почему же? Тебе будет полезно. Можно

также доказать, что муравьед является для муравья существом высшего порядка. Он слишком велик, чтобы его осознать, и слишком могуч, чтобы помышлять о сопротивлении. Он носится среди муравьев, подобно невиданному, необъяснимому урагану, сея вокруг разрушение и смерть. Но для муравьев это не горе. Они считают, что разрушения ниспосланы им в наказание за грехи. А сам муравьед так и не узнает, что был божеством. Да ему это и не надо.

Уинтроп побледнел.

— Ты мелешь все это, лишь бы меня разозлить! Мне жаль, что ты рискуешь душой ради минутного развлечения. Позволь кое-что тебе сказать, — голос его задрожал. — Я буду говорить очень серьезно. Досаждающие тебе мухи — есть твое наказание в этой жизни. Вельзевул, равно как и прочие силы зла, может быть уверен, что он творит зло, но это не так. В результате оказывается, что он действовал во имя окончательного блага. Проклятие Вельзевула тяготеет над тобой ради твоей же пользы. Может быть, оно заставит тебя поменять образ жизни, пока еще не поздно.

Он выбежал из комнаты.

Кейси посмотрел ему вслед и рассмеялся:

— Говорил тебе, Уинтроп верит в Вельзевула. Как только люди не стараются скрыть свои суеверия! — Смех его оборвался неестественно резко.

В комнату влетели две мухи и тут же устремились через пары инсектицида прямиком к Кейси.

Поллен поднялся и вышел в тяжелом расстройстве. За год ему мало удалось узнать, но и этого оказалось достаточно, чтобы он почти перестал смеяться. Только его машины могли правильно анализировать эмоции животных, сам же он начал слишком глубоко погружаться в эмоции людей. Ему не нравилось видеть свирепую жажду убийства там, где для остальных налицо была лишь пустяковая ссора.

Неожиданно Кейси спросил:

— Слушай, раз уж мы об этом заговорили… Ты ведь пытался работать над моими мухами? Было такое?

— Над твоими мухами? Прошло двадцать лет, я не помню, — пробормотал Поллен.

— Должен помнить, — сказал Уинтроп. — Мы были в твоей лаборатории, и ты пожаловался, что мухи достают Кейси даже там. Он предложил тебе провести эксперимент, и ты согласился. Ты в течение получаса фиксировал их движение, жужжание и работу крылышек. Ты работал с целой дюжиной разных мух.

Поллен пожал плечами.

— Ну ладно, — сказал Кейси. — Какая разница. Рад был тебя повидать, дружище.

Крепкое рукопожатие, толчок в плечо, широкая улыбка… Для Поллена все это означало болезненное отвращение со стороны Кейси, вызванное тем, что Поллен все-таки добился успеха.

— Давай о себе знать, — сказал Поллен.

Слова глухими толчками сотрясали воздух. Они ничего не значили. Кейси это знал, Поллен это знал. Все это знали. Но слова предназначались для сокрытия эмоций, а когда не получалось, человечество все равно продолжало притворяться.