Новые приключения Хомы и Суслика
Шрифт:
— Да ну тебя, — нахмурился Хома. — Я совсем другое хотел сказать. Надо загнать его в ручей и не выпускать обратно, пока он слово не даст — никого никогда не трогать!
— Плохо ты его знаешь. Он на другую сторону уплывёт.
— А на той стороне ты стоять будешь. И палкой…
— Ах, палкой!
Снова забывшись, сел вгорячах Суслик. Опять взвизгнул. И опять лёг.
— И палкой будешь его отталкивать, чтоб не вылез, — продолжил Хома.
— А ты?
— А я — на этой стороне, тоже
— С палкой — это хорошо, — одобрил Суслик. — Какие ещё способы против таких ежей имеются? — с глубоким интересом спросил он, потому что Ёж его глубоко уколол.
— Второй способ, — поболезненней.
— Очень хорошо! — вновь одобрил Суслик, повернулся на животе и ретиво пополз к выходу.
— Ты куда?
— Ко второму способу.
— Да ты же ещё не знаешь, какой он!
— Знаю — поболезненней. Сам говорил!
— Ты сначала выслушай, — нетерпеливо сказал Хома. — Непоседа!
Суслик снова повернулся к нему.
— Намекаешь, что я сесть не могу?.. Всё время ползаю, у меня на животе уже мозоль. Твёрже твёрдой, — пожаловался он. — Пусть теперь в неё колет!
— Способ второй! — повысил голос Хома. — Вырыть яму, замаскировать её и…
Суслик вновь немедленно повернулся на животе к выходу.
— Можешь не продолжать. Знаю, знаю. Вырыть, замаскировать, заманить и землёй засыпать. Живьём!
— Ну, ты даёшь! — оторопел Хома.
— Это не я даю, а он всем поддаёт!
— Не понял ты. Дальше слушай. Заманить — это верно, а вот затем неделю ему есть не давать.
— Год! — выкрикнул Суслик. — Год не давать ему есть, пока не окочурится!
— Неделю, пока честного слова не даст, — наконец-то закончил Хома про второй способ.
— Не будем мелочными, — миролюбиво заметил Суслик. — Не давать ему есть, пока я не смогу сесть. Я нарочно целый год садиться не буду, — пригрозил он. — Я готов целый год у ямы стоять, пока он в яме лежать будет!
— Способ третий, — объявил Хома.
— Ах, ещё и третий? — обрадовался Суслик. — А я уж думал, что и двумя можно обойтись.
Опять сел. Опять взвизгнул. Опять прилёг.
— Способ третий — самый болезненный, — мрачно предупредил Хома.
— Чудесно! — захлопал в ладоши Суслик. — Это по мне!
— Почему — по тебе?
— Я сейчас — самый болезненный. Око за око! Зуб за зуб! — сверкнул глазами и скрежетнул зубами Суслик.
Хома на всякий случай отодвинулся.
— Чего молчишь? — вскричал Суслик. — Выкладывай, что у тебя там, на уме, самое болезненное!
Он схватил в углу длинную вязальную спицу, которую давно нашёл на лугу и не знал, к чему её приспособить. Наставил её на Хому, как пику, и потребовал:
— Говори!
Хома упёрся спиной в стену. Дальше отодвигаться было некуда.
— Говорю. Он нас
— Замечательно! Он — нас, мы — его! — восхищался Суслик. — Я его насквозь проткну!
Тут он попытался расцеловать Хому на радостях. Чуть спицей друга не проткнул — прямо сейчас. Вместо Ежа — в будущем. Хома даже побледнел.
— Простите меня!.. — вдруг раздался чей-то жалобный голос.
Они обернулись. Из входа в нору торчала голова старины Ежа, испуганно помаргивая глазами-бусинками.
Он, оказывается, всё слышал. Он у выхода из норы загодя залёг, чтобы Суслик утречком спросонья на него невзначай налетел. Или йот Хома мог вскоре выйти и впотьмах наткнуться. Не станет же Хома здесь ночевать, когда своя нора рядом.
— Клянусь моими иголками, никого больше не трону, — плаксиво пообещал Ёж. — Кроме тех, кто на меня нападёт, в воду ли бросит, в яму заманит. Или спицей проткнёт! Насквозь, да? — угрюмо спросил он.
— Ещё глубже! — крикнул, опомнившись, Суслик.
— Моё слово твёрдое, как мои иголки, — с достоинством произнёс старина Ёж.
При слове «иголки» шерсть у Суслика разом встала дыбом и разом опала.
— Скучно мне на старости лет, — зафыркал Ёж. — А Лису можно трогать? — поинтересовался он.
— Лису можно, — мрачно разрешил Суслик.
— Значит, прощаете? — обрадовался старина Ёж.
Суслик с Хомой многозначительно переглянулись.
— Простить я тебя пока не могу, — сказал Суслик. — Пока у меня не зажило. А дальше…
— Посмотрим на его поведение, — прервал Хома.
— Тогда спасибочки. Извините, поклониться вам не могу. Тесно.
И Ёж исчез. Наверно, к Лисьей норе пошёл, чтобы приятно удивить её утречком, когда она проснётся и, зевая, выйдет. Тут уж не зевай!
Скучно ему, Ежу, на старости лет. Мало радостей в жизни осталось.
Как Хома на Сове летал
Суслик часто Хому до белого каления доводил. Своим, видите ли, высоким ростом.
Если бы Хома человеком был, он бы сразу нашёл достойный ответ. Хотя бы о малорослом Наполеоне вспомнил.
Но поскольку Хома в люди не вышел, он однажды и в своём животном мире высокий пример нашёл:
— Воробей сильнее Медведя. В сто раз, а может, и в сто один! Он сам себя в воздух поднимает!