Новые приключения Майкрофта Холмса
Шрифт:
– Знания, не относящиеся к кругу обычных человеческих интересов. Выходящие за пределы классической науки. Конечно, вы можете считать, что это приманка для дураков, и в значительной степени окажетесь правы: простаков часто ловят на аромат благовоний и пламя свечи. Но некоторым удается найти в этой сфере особые сведения, знание, придающее его обладателю огромную мощь. Люди, составившие зашифрованные документы, обладают большим мастерством. Я считаю так потому, что их немецкий шифр имеет древнееврейскую основу. Это «каббала». – Он поднял на меня взгляд, чтобы понять, знакомо ли мне это слово. Да, я слышал его, и только. – Именно отсюда
Я коротко рассмеялся, желая, чтобы в смехе не было слышно волнения: я не хотел верить в то, что услышал. В наше время человек, наделенный таким могучим интеллектом, как Майкрофт Холмс, не должен быть столь легковерен, чтобы придавать значение оккультизму.
– Вы, конечно же, не предполагаете, что древние суеверия имеют под собой какую-то реальную почву…
– То, что вы назвали древними суевериями, дает знания, которыми могли овладеть очень немногие. А те, кому это удавалось, как правило, платили очень высокую цену за свои познания. – Он подлил в чай молока и задумчиво размешал его. – Тайные общества и оккультные кружки Европы не так уж часто оказывались вовлеченными в политику. Но существует некое Братство, получившее печальную известность непрерывным противостоянием законным правителям на всем континенте.
– То, что вы говорите, звучит весьма зловеще, – заметил я, когда мистер Холмс прервал свое объяснение и с отсутствующим видом уставился на жидкость в своей чашке.
– Хорошо, если это так, – сказал он, резко подняв голову. – Не хотелось бы, чтобы вы предположили, будто мы имеем дело с доверчивыми мечтателями или нерасчетливыми безумцами. Это, несомненно, умные и безжалостные враги. Недооценивать их очень опасно. – Он быстро закончил завтрак, а я допил чай.
Пока мы молчали, я мысленно спрашивал себя, что это за люди, о которых он говорит, и каких действий он ожидает от них. Когда тарелка опустела, Майкрофт Холмс отложил салфетку и отодвинулся от стола. Почти все стены его квартиры занимали книжные полки. Поднявшись, он быстро подошел к самой длинной из них и достал большой старый том в кожаном переплете с бурыми пятнами на страницах и стершимся золотом обрезов. Подав мне книгу, он сказал:
– Вот. Прочтите это. До полудня. Когда закончите, мы продолжим разговор.
Взяв в руки книгу, я заметил, что она написана по-немецки. «Изучение сил невидимого мира», перевел я заглавие и грустно посмотрел на груду заметок, ожидавших, когда же я приведу их в порядок. Я мог вполне прилично читать и писать на этом языке, но не владел им совершенно свободно; эзотерической терминологии я вообще почти не знал. Конечно, я был не в состоянии быстро пробежать весь текст, да еще выполнить свои ежедневные обязанности по разборке записей, и все это за отведенное мне время.
Взвесив книгу в руке, я попытался придумать, как дать понять мистеру Холмсу, насколько затруднительным оказалось мое положение. Но тот угадал мои мысли и нетерпеливо взмахнул рукой.
– Гатри, вы можете сделать ваши записи позднее. Это куда важнее, и начать работу нужно немедленно. – Он взял чашку и блюдце и, держа их в руках, принялся расхаживать по комнате. – Но главное, как мне кажется, это письмо. Я беспокоюсь о несчастном, вернее, несчастной, приславшей мне предупреждение.
– Вы
– Да. Поскольку, если она выступает против Братства, а я опасаюсь, что так и есть, она может лишиться жизни еще до захода солнца. Она наверняка знает, что с каждым часом грозящая ей опасность увеличивается. Если она еще жива, а это кажется мне вполне возможным, она все равно беззащитна против любого действия, которое может быть предпринято против нее. – Хмурое выражение лица гораздо больше выдавало его беспокойство, чем интонации голоса. – Если они узнают, что она предала их, то ей придется расплатиться за смелость самой высокой ценой.
– Сэр, но ведь не может быть, чтобы все было так опасно! – воскликнул я. За семь месяцев, которые я провел на службе у Майкрофта Холмса, я и представить был не в состоянии, что он может преувеличить какую-нибудь опасность.
– На самом деле все может быть куда хуже. Говорят, что на переговорах в Баварии намечаются серьезные трудности. – Он кашлянул, показав этим, что недоволен сложившимся положением.
– Но ведь между этими двумя вещами вряд ли может быть какая-нибудь связь, – возразил я и кинулся защищать свою теорию. – Если эти шифры основаны на немецком языке, то разве не более вероятно, что это провокация России, Франции или Турции, чем работа самих немцев?
– Возможно, но я сомневаюсь в этом. Разобравшись в шифре, я буду знать больше, – спокойно сказал он и, склонившись к столу, небрежно кинул салфетку на тарелку, испачкав край алого полотна остатками мясного сока. – Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в кабинете.
– Думаю, что справлюсь, – почтительно ответил я и быстро вскочил из-за стола, протянув руку к недопитой чашке с чаем.
– Вам, пожалуй, сегодня утром потребуется еще чай, – предположил Майкрофт Холмс. – Когда закончите, приходите в кабинет. Я угощу вас бренди.
– Бренди? – переспросил я, отшатнувшись. Мой хозяин еще ни разу не высказывал предположения о том, что я в рабочее время поддерживаю свои силы алкоголем.
– Оно вам может понадобиться, когда вы ознакомитесь с книгой, – загадочно ответил Холмс.
Из дневника Филипа Тьерса
Матери сегодня стало гораздо хуже. У нее постоянная слабость. Доктор Дж. дал мне понять, что ей осталось не так уж много дней пребывать в ясном рассудке, и советовал проводить с ней как можно больше времени.
Сегодня днем М. X. расспросил о состоянии здоровья моей матери. Я сообщил ему, что д-р Дж. считает, что ее состояние вызвано общей слабостью здоровья, связанной с преклонным возрастом и превратностями прожитой жизни. М. X., кажется, не был удовлетворен этим ответом и спросил, не было ли у нее до болезни беспричинных приступов тревоги и не издавала ли ее одежда или постельное белье запаха карболки. Я не имел ни малейшего представления о состоянии ее постели и одежды, но заметил, что она очень много волновалась и переживала, прежде чем перенесла удар и попала в лечебницу. Мой ответ вызвал у М. X. глубокую озабоченность, и он посоветовал мне как можно скорее осмотреть одежду матери и узнать, не осталось ли на ней этого специфического запаха. Он не пожелал объяснить мне, зачем это нужно, пока не узнает об одежде все.