Новые приключения в Стране Литературных Героев

Рассадин Станислав Борисович

Тенорок. Как меня величать, что ль? А ты, бедолага, не докумекал? Ну, ин, будь по-твоему! (Поет, подыгрывая себе на балалайке.)

Ванька-Встанька на заборе очень весело сидел. Ванька-Встанька вдруг с забора прямо на спину слетел! Пусть коней король приводит, пусть зовет за ратью рать, Никогда никто не сможет Ваньку-Встаньку, Ваньку-Встаньку посадить туда опять!

Вот он я кто!

Гена. Архип

Архипыч, да что здесь происходит? Ничего не понимаю!

Профессор. Да, понять непросто. Что ж, попробую объяснить. Видишь ли, дружок...

Но не тут-то было: высказаться ему не дают. Перебранка вскипает с новой силой. Шалтай-Болтай и Ванька-Встанька кричат, перебивая друг друга: «Я подам в королевский суд!..» – «А мне аглицкие короли не указ!..» – «Я пожалуюсь шерифу!..» – «А я те к мировому!..» – «Вы сами самозва­нец!..» – «Нет, брат, это как раз ты самый и есть!..» Ничего не остается, как покинуть эту шумную страну, будь она даже еще в сто раз чудеснее.

Уф! Просто в ушах звенит... Словом, Геночка, дело обстоит так. Стихи про Шалтая-Болтая сочинил, а вернее сказать, перевел действительно Самуил Яковлевич Маршак. А песенка про Вань­ку-Встаньку, про эту знаменитейшую игрушку русских детей, – по правде говоря, не очень-то уместную в английской книге – воз­никла под пером другого известного переводчика, Татьяны Львов­ны Щепкиной-Куперник. Причем возникла несколько раньше...

Гена. А! Вот почему Ванька-Встанька кричал, что он старше!

Профессор. Конечно. Старше и Шалтая-Болтая, и Пу­стика-Дутика, но гораздо моложе Хампти-Дампти. И вот...

Гена. Погодите, Архип Архипыч! Совсем вы меня запута­ли. А эти кто такие? Ну, Дутик этот самый и... как его... Хампти, что ли?

Профессор. Что касается первого из них, то это еще одна, уже совсем недавняя попытка перевести все тот же англий­ский стишок, попытка, которую предпринял переводчик Алек­сандр Щербаков. Послушай, если угодно:

«Пустик-Дутик сел на карниз. Пустик-Дутик грохнулся вниз. Король всю пехоту и конницу велел на помощь отправить. Но Пустика-Дутика ни за что на место им не поставить».

Гена(довольно равнодушно, из чего можно заключить, что перевод Маршака нравится ему больше). Понятно... Ну а тот, другой?

Профессор. Хампти-Дампти? Да он-то и есть персонаж той песенки, которая появляется в книге про Алису. Это именно его так различно окрестили три русских переводчика.

Гена. Вон оно что! А что это значит по-английски: Хамп­ти-Дампти?

Профессор. Да ровно ничего не значит. То есть те­перь, как свидетельствуют английские словари, это звукосочета­ние стало обозначать: «низенький толстячок», «пузан-коротыш­ка», – причем именно благодаря песенке. Так что когда Шалтай-Болтай хвастался перед вами, что его имя означает нечто очень определенное, то он даже сам не мог подозревать, насколько окажется прав. Но впервые оно появилось всего лишь как прос­тая игра слов, вернее, звуков, шутливо обозначающая...

Гена. Яйцо?

Профессор. Совершенно

верно. Ведь это именно яйцо не под силу собрать заново и самому королю со всей его бес­численной ратью. Да, по-моему, тут даже словно бы и слышно, как что-то болтают или взбалтывают. Прислушайся: Хампти-Дампти, Хампти-Дампти!..

Гена. Ага! Точь-в-точь как Шалтай-Болтай!

Профессор. Ну, сказал тоже – точь-в-точь! Нет, брат. В том-то и штука, что эту звуковую игру ни в коем случае нель­зя буквально перевести на другой язык. Она чисто английская. Только английская. И поэтому каждому русскому переводчику приходится подыскивать что-то свое. Между прочим, как раз в этом и состоит неслыханная трудность перевода и самой этой старой песенки, и вообще книг Льюиса Кэрролла... (Неожиданно рассмеялся.)

Гена. Чему это вы, Архип Архипыч?

Профессор. Да так. Вспомнил одну шутку. Замечатель­ный советский переводчик Борис Заходер... Ну, ты его знаешь по «Винни-Пуху», по «Мери Поппинс»...

Гена (с уважением). А-а!

Профессор. Одним словом, он однажды объяснил, по­чему долго не решался приступить к переводу «Алисы в Стране Чудес». Друзья все время приставали к нему: «Неужели тебе не хочется перевести «Алису»?» А он отвечал: «Очень хочется, только, по-моему, уж легче перевеЗти к нам Англию!» Настоль­ко, значит, книги Льюиса Кэрролла вросли в английский быт, и в английскую историю, и в английский язык... Да что там «Али­са»! Книг, до такой степени не поддающихся переводу, в общем, не столь уж много. Однако и в других случаях... (Но тут, резко оборвав, как это может показаться Гене, собственную мысль, профессор неожиданно спрашивает его.) Скажи, ты «Гамлета» читал?

Гена. Конечно! И недавно совсем!

Профессор. В чьем переводе?.. Ах да, ты ведь их не запоминаешь... Попробую установить сам! (Начинает деклами­ровать.)

«Быть или не быть – таков вопрос; Что благородней духом: покоряться Пращам и стрелам яростной судьбы Иль, ополчась на море смут, сразить их Противоборством?..»

Ну? Знакомо? Этот перевод читал?

Гена(виновато). Прямо не знаю, Архип Архипыч. Похо­же, но...

Профессор. Ясно. Тогда послушай вот это!

«Быть иль не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль Смиряться под ударами судьбы, Иль надо оказать сопротивленье И в смертной схватке с целым морем бед Покончить с ними?..»

Гена(радостно). Узнал! Этот самый!

Профессор. Ну, вот видишь! Все прояснилось. Значит, ты читал трагедию Шекспира «Гамлет», переведенную Борисом Пастернаком. А в первый раз я цитировал не менее знаменитый перевод Михаила Лозинского, и, думаю, ты не случайно не при­знал того принца Гамлета, так сказать, за своего?