Новые сказки Севера

Двинские железные кружева

Случилось это недалёко от Архангельска, по левому берегу Северной Двины, тому самому, что славился солёной рыбой, канатным ремеслом и лесопилками. На одной из двух улиц огромного города жил и трудился лентяй Яшка – непачканая рубашка. По солнечной стороне своего двора он пять лет тротуар мостил, по теневой – три года плетень столбил. А на десятый годок Яшка в избе русскую печь сложил. И вот какая история с той печью приключилась.

Наш Яшка – немятая рубашка уже

– Ай да Яшка! Вот так диво! Почитай*, полпечи осилил!

Потом глаз прищурил, основные ходы да выходы наметил, где и какое коленце загнуть, чтобы печь зимой тепло держала да избу от морозов спасала.

Кричит:

– Мать, обед-то неси!

Ну, а хозяйка, что было, на печи ему разложила: хлеб, соль, лучок, свежей редиски пучок, пару яичек, ржаной блинок да в ковше холодный квасок.

Яшка, понятно, никуда не спешил, за семь дней над горнилом свод сложил и лишь после третьей недели лежанкой всё перекрыл. На двадцать пятый день вьюшку да задвижку установил. К Яблочному Спасу трубу на крышу вывел, а после полудня дым пустил. Правда, дым не в хайло**, а в избу повалил.

– Вот те раз! – потёр Яшка глаз.

А в ответ кто-то:

– Чух! Бу-бух! – потом когтистыми лапами о кирпичи заскрёб. – Цык-цык! Цок-Цок! – и в трубу хвост уволок.

Яшка – от страха мокрая рубашка ещё берёсты запалил и берёзовый чурбак для пущего жару подложил. Собрался было на крышу лезть, ухватом дымоход пошурудить и непрошеного гостя на огонь посадить. Только стоило ему с хозяйкой на улицу выйти, как из трубы с дымом петух вылетел. Сам темнее чёрного от копоти, а с трубы не летит, головой и хвостом вертит, навстречу свежему ветру горланит-вопит.

Яшка оторопел, призадумался: «Каким манером петух в печи оказался?» Да так и не смекнул, что в первый же день от него одно яйцо, что мать на обед подала, в подпечье убежало, там в тепле-тишине полежало да и вылупилось. Цыпленок крошки клевал, за Яшкой хлеб подбирал, так и вымахал в справного петуха.

Холмогорцы, как увидали, что черный петух на трубе по ветру крутится да суетится, рты-то пооткрывали, а опосля рукава засучили да в прорезном железном кружеве диво то повторили. У нас на Севере всегда творческие люди были, а после того случая о них и в кузнечном промысле заговорили.

Вот так и родилась в Холмогорах любовь к пышному узорочью из железа, и начали славные холмогорские кузнецы флюгеры*** да богатые орнаменты с душой изготовлять и крыши домов да усадьб украшать – тем самым своё ремесло приумножать, а кое-что и заграницу продавать.

Почитай* – здесь в значении "почти".

Хайло** – часть печи; проём, который соединяет камеру, где горят дрова, с печными ходами.

Флюгер*** – устройство, которое указывает направление ветра.

Ухтостровские гусли и северное сияние

Есть в наших краях, близ Холмогор, примечательный островок: пять деревень да с десяток дворов – Ухтостров называется. Ох, и слухастый народ там живёт! Всё, что в мире происходит, они без телеграфа и радио знают. То ли где землетрясение по десятибалльной шкале, али всемирный потоп чуть выше сапог, али столичный чиновник в ресторане гульнёт – им уж всё известно. Да что там земной шар! Было времечко – они и звёзды на небе в печную трубу слышали.

Однажды сладил себе ухтостровский мужик гусли семиструнные, гостей из окрестных деревушек в свой дом пригласил, пир горой закатил. Зазвучали струны, полилась песня долгая да слуху отрадная. Только заслышал мужик, что в печной трубе кто-то завыл. Прислонился ухом, прислушался, а это в небе созвездие Малой Медведицы:

– У-у-у! Я тоже музыку хочу-у-у-у…

Вышли гости на улицу, взглянули на небо. А там Большая Медведица лапами разводит:

– Да где ж я тебе её возьму?

А у Малой душа красоты просит:

– Хочу… хочу… хочу-у-у-у…

Загрустила Большая Медведица, сердце материнское сжалось – каждая звёздочка потускнела. Даже тётушка Луна побледнела. Завихрился зимний ветер, взвились вьюги, посыпал на деревню колючий снег. Еле-еле Малую спать уложили. А ей всё снится да снится, как она на гуслях играет. От этого метели пуще прежнего завыли и всю долгую ночь проскулили.

Только ухтостровцы народ ведь не жадный. Мужик тот и решил: «Подарю-ка гусли Медведице, а себе новые справлю».

Деревеньки-то на Ухтострове и так на высоком угоре красуются, да к тому же за ночь ещё снегу навалило. По этаким-то сугробам мужик до неба и дошёл да гусли Малой Медведице подарил. А уж как следующая ночь настала, и дрогнули струны – у жителей ухтостровских деревень сердце замерло. Полилась такая чудная музыка, что каждая нота своим цветом откликнулась, – так северное сияние заиграло на черном небе. Дивный концерт звёзды устроили – не хватит и целой книжки, чтобы описать.

А мы и сейчас сиянием полюбоваться можем, правда, музыку-то нам, конечно, не услыхать: медведь на ухо наступил. Но знайте, если небо всеми цветами переливается – это именно ухтостровские гусли играют.

Как на Курострове к миру пришли

Со времён неведомых и давних ходили братья Двинские на Куростров диких гусей да куропаток промышлять. Старший Денис ловко из ружья стрелял, младший Михайло за исправность снастей отвечал, а средний Дмитрий на стол накрывал да всё больше по дому скучал.

Месяцами Двинские на острове жили, тяготы и лишения сообща делили. Но раз крепко поспорили братья между собой, кто в артели важней.

Денис говорит:

– Хороший стрелок всей артели впрок!

Михайло ему:

– Стрельба прошла – похвальба пошла, да только одна пчела немного меду натаскает!

А Дмитрий – обоим:

– Будет вам! Кто хвалится – тот с горы свалится!

Но братья так разошлись, что не унять. Разругались, подрались – в разные концы острова подались. Денис на левом берегу избу построил, Михайло – на правом, а Дмитрий и вовсе домой в Холмогоры вернулся.