Новый Галлифрей
Шрифт:
— А ты? — защищаясь, будто я на нее нападал, спросила Марта. — Разве ты не цеплялся за жизнь, будь она какой угодно, ненормальной, иллюзорной?
— Да! — согласился я. — Таков инстинкт всех живых существ. Но тут есть тонкость. Между мной сегодня и мной вчера, может быть пропасть огромней, чем кажется. Я сейчас — это факт, но дожил ли до этого момента вчерашний я? Или ты? Ты знаешь, мы меняемся постоянно. Назови это жизнью, или назови это энтропией. Выигрывают только факты. Выживает только тот, кто выживает. Жизнь трансформируется, переходит из формы в форму, обычно тем образом, что кто-то живет за
— Ты не меняешься!
Я улыбнулся.
— Несмотря на то, что мы меняемся каждое мгновение, в более обычном смысле, никто из нас не меняется. Разве что умирает. Иногда, правда, это бывает при жизни. Не самый веселый исход. Впрочем, можешь не беспокоиться. Их гибель не будет мгновенной и легкой, как ты, может быть, думаешь, и что почему-то тебя отвращает.
— Что ты имеешь в виду? — Марта подавляла желание отшатнуться и болезненное любопытство одновременно.
— Я говорил, что в центре Земли не появится никакой черной дыры?
Она кивнула.
— Они ровно в том же положении. Искусственная черная дыра в зоне фиксации собьет все настройки и окажется вне обоих пространств. Крошечный сгусток сжатой материи вне окружающего пространства подвергнется взрыву, как нечто быстро извлеченное из зоны высокого давления. Нас оттолкнет друг от друга этим взрывом.
Марта вытаращила глаза.
— Это же…
— Мы создадим между нами целую новую быстро расширяющуюся Вселенную. Ничего необычного. Они постоянно так делают!
— Кто — они? — спросила окончательно сбитая с толку Марта. — Нибирцы? Повелители времени?
— Вселенные, — уточнил я терпеливо. — Они появляются постоянно. Тот огромный порстранственно-временной континуум, который мы превозносим как всё мироздание — только пылинка в мультивселенной, среди бесконечности почти идентичных и абсолютно на нее не похожих. Одной больше, одной меньше — какая, в сущности, разница?
Марта схватилась рукой за лоб.
— Не могу с тобой разговаривать! Но ладно, давай сделаем это, раз нет другого способа…
— Ребят, а пара канистр все-таки у кого-нибудь найдется? — спросил Харкнесс, вернувшись с кухни, где только что чем-то грохотал. — У Уилфреда нет больших.
— Будут тебе канистры. В ТАРДИС точно где-то есть.
— И кстати, учитывая, что кровь нам нужна смертная. Мы ее как? Выкачаем тут, в доме Уилфреда? А как доставим? В ТАРДИС она же инвертируется?
— Вот поэтому вы с доктором Джонс провернете эту глупость прямо в ТАРДИС, во-первых, так мы сможем ее набрать гораздо больше и быстрее — раз она будет постоянно возобновляться, пока ты бессмертен. А когда вынесем наружу — она будет инвертированной.
— Эврика! — просветлел ликом Харкнесс, и с энтузиазмом двинул нас с Мартой по плечам. — Тогда за дело?!
— Да. — Я разблокировал дверь ТАРДИС. — Идите внутрь. Канистры должны быть… — я вытащил из кармана навигатор, — тут, на складе: идите по карте, надеюсь, не заблудитесь. Впрочем, навигатор будет вам подсказывать, где свернуть. А тут у меня есть еще одно дело.
Парочка из Торчвуда и ЮНИТ возбужденно отправилась на свои поиски страшно нужных канистр, а я повернулся к Уилфреду и Донне, подавленно сидевшим, взявшись за руки, на покрытой выцветшим покрывалом бугристой старой кровати. Прихватив ближайший стул, я сел рядом с ними.
— Я была абсолютно бесполезна! — с сердитой горечью воскликнула Донна, кусая губы. — Опять! Все еще! Я так не привыкла… Я должна пойти с вами!
— Но, Донна… — пролепетал Уилф жалостливо.
— А чего ты хочешь? Чтобы эти… сайленты вернулись и разделались со всеми нами? Мы ничего не добьемся, пряча голову в песок!
— Ты совершенно права, Донна, — сказал я, и с некоторым подозрением отметил подрагивание жилок, похожих на синеватые бечевки, на шее Уилфреда. Очень хрупко, очень… Старость, уходящее время, я почти невольно глянул на часы. — Но увы, ты объективно сейчас не можешь быть в лучшей форме. Регенерация заторможена, но ее действие не способствует немедленным подвигам. Как твоя голова? Еще болит?
На медно-рыжих волосах Донны плясали солнечные зайчики. Она пожала плечами.
— Даже не знаю. Просто такое тупое тяжелое ощущение… но уже не так как раньше, нет. И я не боюсь умереть или стать кем-то еще. Прости, дедушка. Может быть, я не буду прежней Донной, но я все еще буду Донной. Неужели ты боишься, что я перестану любить всех вас?..
Уилфред всхлипнул, откопал откуда-то из-за пазухи скомканный носовой платок, шумно высморкался и промокнул покрасневшие глаза.
— Я не знаю, Донна. Если так хочешь — иди. Ведь все равно уже ничего нельзя поделать…
— Можно, — возразил я. — Я могу вернуть все, как было.
— Если я тебе позволю… — проворчала Донна, и Уилф жалко улыбнулся: мол — вот она, прежняя Донна. Хотя бы ее тень.
— И еще я могу сделать так, чтобы вы не оставались наедине с сайлентами. Едва мы дематериализуемся здесь, мы займемся полюсами, уверен, им будет, чем отвлечься. А чего им искать здесь, если ты все забудешь? Разве что приманку для еще одного повелителя времени? Но он не хочет возвращаться, чтобы не лишать тебя одной из жизней, принадлежащих тебе по праву. Настанет день, когда ты все вспомнишь, так или иначе.
— Или когда кому-нибудь понадобится кровь повелителя времени, и кто-то придумает, как разбудить мою память, чтобы я регенерировала…
— Если хорошенько подумать… то у тебя есть встроенный предохранитель. Один раз, в прошлом, я на него уже нарвался. Если подумать еще, то у твоего дедушки есть телефон, которым он может вызвать меня… если, конечно, что-то не блокирует планету, но так бывает все же не в каждую трудную минуту. И если продолжать думать, у тебя есть еще один выбор — ты можешь остаться Донной, но Донной-клоном. В специально созданном теле повелительницы времени, сохраняющем максимально твои человеческие параметры, внешние и психические. Строго говоря, ты будешь примерно такой же, как сейчас, когда ты все помнишь.