Новый год – лучший психолог
Шрифт:
Наконец, псковская родня объявила, что, к сожалению, в этот раз на празднество приехать не сможет, но перешлёт на Новый год с каким-то деверем Юлины любимые солёные грузди. И если можно деверь тоже останется на празднество, потому что отродясь не видал Москвы, Кремля, Арбата, цирка и зоопарка. Слёзно просили устроить экскурсию.
Добила семейный уют недавно овдовевшая бездетная тётка Вадима, которая жалобно попросила Юлю о какой-либо занятости, например, уборке дома, уходу за Василисой, обучению девочки французскому.
– Я могу приезжать только на выходных! – при этом добавила несчастная вдова
Но с первых же выходных соседство не заладилось. Прожившая много лет во Франции Лидия переняла от французов не только прекрасный акцент, но и европейские фамильярности, например, ходить по дому в уличной обуви, не принимать душ, но изрядно духариться так, что аромат перебивал чесночное амбре другого родственника. Наконец, комплименты. Последние доводили Юлию до белого каления. Лидия ими сыпала в адрес благодетельницы, которую исключительно называла любовно «Мамочка».
– Мамочка, что вы скажете, если мы с Васенькой сегодня освоим глаголы? Васечка, а ты спрашивала у мамы разрешения? Мама – это святой человек, гордись ею, Василиса, ведь когда её не станет, – Лидия задумалась, поглядев на потолок, – мир перестанет быть чудесной сказкой. Дорожи каждым мигом, проведённым вместе, – и с поиском благодарности устремляла взгляд на Юлию, у которой в эти миги начинал дёргаться глаз.
В том же духе продолжалось с 11:00 субботы до 16:00 воскресного вечера, когда уезжал обратный автобус. Рот тетушки не закрывался ни на минуту, раздавая различные мудрые советы и комплименты с французским акцентом по поводу и без.
Против комплиментов Юлия ничего не имела и получила их регулярно, так как с юности ходила в красавицах. Но два года назад по здоровью молодой женщине пришлось оставить работу, к счастью, не такую уж и любимую, и отправиться сначала в неоплачиваемый отпуск, а потом в свободное плавание. Потому что возвращаться в страховую компанию на должность руководителя отдела продаж теперь, после двух лет покоя, казалось самоубийством. Естественно, внешний облик страдал. Страдали фигура, талия, причёска. Про макияж Юля вспоминала только три раза в году: на Новый год, 8 марта и день рождения мужа.
А Лидия видела Юлю, точнее Маму, в старом трико, в пижаме, после бессонной ночи исключительно прекрасной, восхитительной, свежей, яркой, божественной. Слова, как яд, отравляли женское самолюбие, прекрасно знающее состояние, когда действительно выглядишь божественно. Но как это было объяснить старушке, искренне желающей угодить и быть приветливой, воспитанной, молодая женщина не знала. В душе понимая все тонкости, Юлия про себя прозвала вдову «Противная мадам».
Примерно один месяц до Нового года.
Всё бы ничего, но к этому бульону противоречий добавилась настоящая проблема. К ноябрю Лидия стала жаловаться, что холода донимают её во время дороги и, ссылаясь на
Вадим, который в течение дня носился в поисках работы, а вечером дома закрывался в кабинете для чтения и составления резюме, не замечал присутствия любимой тетки, которая побаивалась попадаться ему на глаза и, тем более, рассыпать бисер из комплиментов. Василиса к 1 декабря категорически отказалась от французского без объяснения причин. Просто закрыла дверь и повесила табличку: «Никому-никому нельзя входить!!!», потому что одно «никому» поначалу не являлось преградой для Лидии.
Юлия, не сразу почувствовав беду, отвела для тётушки уже не гостевую комнату, а пустующую часть дома с отдельным входом, куда на лето переселялись родители, в будущем желающие и вовсе переехать к любимым детям. Прознав про это, старики устроили дочери настоящую истерику.
– Юля, там наши вещи, там наши семена, мои тряпочки! Почему без спроса? – ревниво ужасались старики французской оккупантке. Дочь пыталась урезонить родителей, взывая к голосу совести, мол, вдова, милый божий одуванчик, останется всего-то на одну недельку, а потом Юля с ней переговорит, всё объяснит. И выгонит.
Но божий одуванчик схватил грипп и слёг в летнем раю родителей аж на три недели, не переставая жаловаться на каждую косточку и сухожилию в организме.
Двадцать пять дней до Нового года.
Пора было устанавливать елку, составлять список гостей, яств, подарков. Но у Юли вместо новогоднего настроения намечался нервный срыв, так как в доме теперь нельзя было ни чихнуть, ни… выразиться по-французски, чтоб не получить комплимент, или не увидеть кухню в состоянии взрыва на макаронной фабрике, пока там готовил родственник из Ярославля. Наконец, Василиса объявила, что собирается справлять Новый год в семье её лучшей подруги, так как там справляют нормально.
Юлия поняла: или ей придётся выйти на работу и с утра до ночи ездить на встречи, как это делает Вадим, чтобы не замечать творимого хаоса в доме, или…
– Может, тебе к психологу сходить? – советовала Наташа, лучшая подруга Юлии, выслушав рассказ о толерантности, доброте и отзывчивости, от которых теперь крошилась печень её лучшей подруги. И, между прочим, разрушалась семья.
– К психологу ходят те, у кого нет семьи, – строго выдала Юлия. – А у меня семьи на… три семьи.
– Тогда расскажи маме, пусть она тебе поможет советом или делом, – выдала ещё один шаблон мудрости Наташа. – Матери плохого не посоветуют, – и ещё один.
– Если мама узнает, что Лидия перемыла её сервиз, сервант и разобрала полки с консервами, наклеив этикетки… – Юлия сглотнула и не стала упоминать ещё и про подарок Вадима своей тетушке в виде дорогой медицинской страховки после всех жалоб на боли в спине. Также он пообещал, что, возможно, если дела пойдут лучше, достроит дом и небольшое помещеньице со своим входом для кровной родственницы.
– Она противная! – сквозь зубы прошипела Юля.
– Кто? Мама? – не поняла Наташа.
– И мама, и папа, и парень из Ярославля, и Лидия, и Василиса, и Вадим… Все противные! – вскричала Юля и заплакала от злости.