Новый Макиавелли
Шрифт:
Премьер-министры по возможности устраивают выборы в четвертый год правления. Промедление подобно ловушке, ведь чем ближе конец премьерского срока, тем меньше у премьера маневренность. Еще пагубнее привязывать выборы к каким-то специфическим датам..Премьер-министры склонны считать осень самым неподходящим временем для выборов — мол, осенью у людей настроение подавленное. Весна для этой цели предпочтительнее, причем лучше дождаться мая — чем теплее погода, тем позитивнее электорат. Впрочем, тянуть до июля никак нельзя — в июле в Средней Англии праздники. Вдобавок надо помнить о местных выборах и выборах в Европейский парламент, для которых имеются фиксированные даты. Премьер, дождавшийся конца этих выборов, возвращается на родину в прескверном расположении духа; премьер, вздумавший проскочить перед выборами в Европарламент, столкнется с недовольством своих консультантов на местах (от которых он сильно зависит, ибо они-то и проводят агитационную кампанию). А недовольство это будет вызвано невниманием к премьерским выборам в свете уже упомянутых выборов. Ни один из приведенных аргументов не является решающим, но вместе они заставляют премьер-министров устраивать местные выборы
Разумеется, на выбор даты могут влиять внешние обстоятельства, как случилось в 2001 году из-за ящура. Хейг тогда призвал нас перенести выборы на февраль. Чарльз Мур, редактор «Дейли телеграф», звонил в Букингемский дворец — выяснял, обладает ли Ее величество прерогативой отказать в просьбе об общих выборах. Гордон выступал против отсрочки, да и сам Тони наставлял нас: сопротивляйтесь всякой попытке отложить выборы, надо провести их в середине марта. А если отложим — где гарантии, что в июне будет лучше? Однако в конце марта он решил, что альтернативы нет, и предпочел потянуть до июня. Алистер с Гордоном были вне себя, хотя Тони всего-навсего смирился с неизбежным. А вот интересно, как бы мы одновременно боролись с ящуром и проводили предвыборную кампанию? По признанию Тони, спешка и напористость казались ему глубоко ошибочными.
Трехнедельные кампании сами по себе весьма утомляют и едва ли меняют предпочтения избирателей — особенно в наши дни, когда весь запас кислорода уходит на теледебаты. В кампании 2001 года акцент был на Джона Прескотта. Я как раз сидел в штабе, и тут по телефону сообщили, что Прескотт ударил демонстранта и теперь прячется в уэльском городке Рил, в частном доме, который взят в осаду журналистами. Звонила его помощница Джоан Хаммел. Прескотт, по ее словам, был очень расстроен, даже потрясен и сожалел о содеянном. Я предложил план спасения Прескотта. А тут канал «Скай» начал показывать хронику с места происшествия, чем поверг в шок всю команду из лондонского района Миллбанк. Тони не волновался, пока новости не посмотрел. Алистер, Энджи и Салли считали, что Прескотт должен извиниться. Я особой проблемы не видел. В конце концов, кому-то надо вносить разнообразие в выборные будни. Тони совершенно правильно рассудил: хватит уже обсасывать инцидент, ибо «Прескотт — он и в Африке Прескотт». Что тут возразить? Я и не возражал.
Во время кампаний львиная доля моего времени уходила на написание речей для Тони — который знай их отбраковывал. Этот прием он позаимствовал у своего старого наставника, Дерри Ирвина; Ирвин не утруждался чтением черновиков в расчете, что новый вариант в любом случае будет лучше предыдущего. В марте 2001 года Тони отверг мою речь о внешней политике, а я отказался ее переписывать. В отчаянии Тони обратился к Дерри. Два дня спустя, перед самым выступлением, Дерри вручил ему плод своего труда — черновик на сто тысяч слов. Меня немало позабавила сцена в отеле — с помощью ножниц и клея Тони пытался сваять из этого черновика нечто удобоваримое.
Выборы выигрывает не тот лидер, у которого самая грамотная программа, а тот, который в предыдущие четыре года думал о людях. Политикам подчас кажется, что народ легко одурачить; они очень ошибаются насчет интеллектуальных способностей электората. Ибо на выборах люди в массе своей отдают предпочтение правильному кандидату. Макиавелли пишет, что за столетнюю практику выборов консулов и трибунов в Римской республике римляне лишь четыре раза раскаивались в своем решении. Кроме того, «известно, что, когда дело идет о магистрате, народ делает куда лучший выбор, нежели правитель» [141] . В глазах Макиавелли для правителя существуют две серьезные угрозы — народное презрение и народная ненависть. «Государь, как отчасти сказано выше, должен следить затем, чтобы не случилось ничего, что могло бы вызвать ненависть или презрение подданных. Если в этом он преуспеет, то свое дело он сделал, и прочие его пороки не представят для него никакой опасности» [142] . Макиавелли полагает, что «из всех способов предотвратить заговор самый верный — не быть ненавистным народу» [143] ; далее он рассказывает о судьбе римского императора Коммода, который «возбудил презрение войска тем, что унижал свое императорское достоинство, сходясь с гладиаторами на арене, и совершал много других мерзостей, недостойных императорского величия. Ненавидимый одними и презираемый другими, он был убит вследствие заговора среди его приближенных» [144] . Если голосующие признаются в жалости к премьер-министру, значит, положение его плачевное. Жалкий премьер вряд ли будет избран. Макиавелли справедливо отмечает, что лидеру следует «твердо блюсти свое достоинство и величие, каковые должны присутствовать в каждом его поступке» [145] .
141
«Рассуждения о первой декаде Тита Ливия».
142
«Государь», гл. XIX, «О том, каким образом избегать ненависти и презрения».
143
Там же.
144
Там же.
145
«Государь», гл. XXI, «Как надлежит поступать государю, чтобы его почитали».
Как избегать ненависти, Макиавелли показывает на примере Рамиро де Орко, человека «резкого и крутого», которого Чезаре Борджиа поставил управлять завоеванной Романьей. Мессеру Рамиро вменялось в обязанность восстановить в Романье порядок. Поскольку де Орко преуспел в жестоком подавлении смуты, Борджиа предпринял следующее: понимая, что «минувшие строгости все-таки настроили против него народ, он решил обелить себя и расположить к себе подданных, показав им, что если и были жестокости, то в них повинен не он, а его суровый наместник. И вот однажды утром на площади в Чезене по его приказу положили разрубленное пополам тело мессера Рамиро де Орко рядом с колодой и окровавленным мечом. Свирепость этого зрелища одновременно удовлетворила и ошеломила народ» [146] . В современной политике такой опыт вряд ли пригодится, однако премьерам все же следует легче жертвовать своими министрами, давать им расхлебывать кашу. В конце концов, это одна из министерских обязанностей. Как говорит Макиавелли, «мудрому государю надлежит принять меры к тому, чтобы граждане всегда и при любых обстоятельствах имели потребность в государе и в государстве — только тогда он сможет положиться на их верность» [147] .
146
«Государь», гл. VII, «О новых государствах, приобретаемых чужим оружием или милостью судьбы».
147
«Государь», гл. IX, «О гражданском единовластии».
Завершается Макиавеллиевская глава о ненависти, любви и страхе следующим пассажем: «Возвращаясь к спору о том, что лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись, скажу, что любят государей по собственному усмотрению, а боятся по усмотрению государей, поэтому мудрому правителю лучше рассчитывать на то, что зависит от него, а не от кого-то другого; важно лишь ни в коем случае не навлекать на себя ненависти подданных, как о том сказано выше» [148] . Напоследок замечу: с точки зрения лидера, суть политики главным образом в этом и состоит. Однако избегание презрения и ненависти, а также уважение граждан еще не гарантируют успешной ежедневной работы. Премьер должен просчитывать каждый шаг. Иными словами, ему нужна стратегия.
148
«Государь», гл. XVII, «О жестокости и милосердии и о том, что лучше: внушать любовь или страх».
Глава седьмая. «Размышления о стратегии, тактике, новых приемах и дисциплине».
Для премьер-министра путь наименьшего сопротивления — регулярно заглядывать в ящик с надписью «Входящие» и разбираться с каждой бумагой в порядке очереди. На вопрос, чего государственный деятель должен более всего страшиться, Гарольд Макмиллан отвечал: «Событий, юноша, событий»; фраза стала чем-то вроде афоризма. Действительно, событий с избытком хватает, чтобы занять все время премьер-министра; многие события представляют собой кризисы, требующие повышенного внимания. Однако если премьер не хочет, чтобы его управление страной свелось к реагированию на события, ему следует научиться отделять неотложные дела от важных; первые можно переложить на плечи помощников, а самому заняться теми, что будут иметь долгосрочные последствия.
Чтобы запомниться, премьер должен предпринимать упреждающие действия, а не просто реагировать, из чего следует обязательное наличие у премьера четкого представления, куда он хочет завести страну, а также виртуальной карты маршрута. Макиавелли советует: «Человеку разумному надлежит избирать пути, проложенные величайшими людьми, и подражать наидостойнейшим, чтобы если не сравниться с ними в доблести, то хотя бы исполниться ее духа. Надо уподобиться опытным стрелкам, которые, если видят, что мишень слишком удалена, берут гораздо выше, но не для того, чтобы стрела пошла вверх, а для того, чтобы, зная силу лука, с помощью прицела, попасть в отдаленную цель» [149] .
149
«Государь», гл. VI, «О новых государствах, приобретаемых собственным оружием или доблестью».
Таким образом, лидеру необходимо разработать полный, подробный план, определить цель и повыше поднять лук. Макиавелли цитирует македонского царя Филиппа и отдельных римских правителей, чтобы показать важность наличия стратегии, очевидную уже в античные времена: «Римляне поступили так, как надлежит поступать всем мудрым правителям, то есть думали не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем и старались всеми силами предотвратить возможные беды, что нетрудно сделать, если вовремя принять необходимые меры, но если дожидаться, пока беда грянет, то никакие меры не помогут, ибо недуг станет неизлечим. Здесь происходит то же самое, что с чахоткой: врачи говорят, что вначале эту болезнь трудно распознать, но легко излечить; если же она запущена, то ее легко распознать, но излечить трудно» [150] . Мудрый лидер в хорошие времена готовится к временам плохим, которых ни одно правительство не минует: «Ибо каждое правительство, будь оно хоть республиканского типа, хоть монархического, должно уметь провидеть, какие беды могут на него обрушиться и на каких людей ему тогда придется полагаться, и в обращении с этими людьми должно действовать таким образом, словно беда уже на пороге» [151] . Великий правитель — всегда стратег, а не только тактик.
150
«Государь», гл. III, «О смешанных государствах».
151
«Рассуждения о первой декаде Тита Ливия».