Новый Макиавелли
Шрифт:
Порой скандалы — это результат «косяков», не поддающихся логическому объяснению. В пример можно привести скандал, связанный с письмом премьер-министру Румынии с просьбой о поддержке в приобретении сталелитейного предприятия [187] (2002). Для меня не было секретом, что Лакшми Миттал — донор лейбористской партии; учитывая случай с Экклстоуном, я убедил бы Тони не отправлять это письмо, если бы знал о предложении. Однако младший личный секретарь по внешней политике, служащий в Номере 10, насчет донорства Миттала был не в курсе. Не знал о нем и наш посол в Бухаресте. Оба решили, что со стороны премьер-министра письмо будет уместным, тем более что Министерство торговли и промышленности тоже написало. Факт написания и отправки письма вскрылся, и мы просто не сумели убедить людей, что такая ситуация возможна на Даунинг-стрит — в одной части здания пишут письмо, а в другой об этом ни сном ни духом. В итоге еще две недели нас поливали грязью; в умах британских граждан мы запечатлелись в соответствующем виде. Потом выяснилось, что отмыться куда как трудно. Снова в глазах общественности ваш покорный слуга играл «роль без слов»; все были убеждены, что злополучное
187
Индийский миллиардер Лакшми Миттал пожертвовал лейбористской партии 125 тыс. фунтов. Вскоре после этого его компания «Inin group» подала заявку на покупку румынской государственной сталелитейной корпорации «Sidex». выставленной правительством на приватизационный аукцион. Румынский премьер Адриан Настасе получил от Блэра письмо с рекомендацией продать «Sidex» корпорации Миттала, каковая сделка могла бы облегчить Румынии вступление в Евросоюз.
Так уж исторически сложилось, что финансовые скандалы выпадают на долю лейбористов, в то время как консерваторам достаются скандалы сексуальные. Поначалу казалось, что и мы не отступим от традиционной канвы, однако вскоре выяснилось, что в плане секса мы не отстаем от верхушки консервативной партии. В десять утра 27 октября 1998 года мне позвонил Джек Стро, тогдашний министр внутренних дел, и сообщил новость, от которой у меня дыханье сперло, а именно: заместитель уполномоченного Лондонской полиции только что по телефону утверждал, будто бы Рон Дэвис, госсекретарь по делам Уэльса, обратился в полицейский участок на юге Лондона с заявлением о том, что его ограбил чернокожий «мальчик по вызову». На самом деле все оказалось гораздо сложнее. Через несколько минут Джек перезвонил, уже имея на линии этого самого заместителя уполномоченного. По словам зама, Рон Дэвис курсировал по Клэпхем-коммон, где «снял мальчика», с ним отправился к себе домой, чтобы заняться сексом, а «мальчик» оказался вором и с бог весть откуда взявшимися подельниками ограбил Рона. Я потребовал подробностей сего эксцентричного случая; зам заверил, что говорит правду (потом всплыли некоторые несостыковки). Я отыскал Тони (он позировал для печатного издания в официальной гостиной), изложил новость, получил задание вызвать Рона в «логово». Рона я поймал по мобильнику. Он примчался на Даунинг-стрит прямо из полицейского участка. Вообще-то Рон отличается изворотливостью, но тут он был совершенно подавлен, и в его объяснения верилось с трудом. В «логове» он отказался сесть, ходил кругами и говорил. Задавал вопросы, желая выяснить, что именно полиция нам поведала. Отрицал факт гомосексуального полового акта; в то же время его версия событий не выдерживала никакой критики. Тони все спрашивал, почему Рон отпустил служебную машину и вступил в разговор со злополучным растафарианцем, который, по утверждениям Рона, пригласил его отведать карри и выпить пива. С каждым словом история делалась все неправдоподобнее. Рон усиленно запутывал следы.
Ясно было одно — Рон не сможет и дальше оставаться на своем посту. Мы сместили Рона; Алистеру поручили написать заявление об отставке и дать интервью телевидению. Немало труда потребовалось, чтобы измыслить уважительную причину отставки; на раскрытие истинной причины Рон, конечно, не согласился. Сразу после интервью мы спровадили его в Лонглит, на одну из загородных баз отдыха компании «Сентр парке». Сотруднице пресс-службы Хилари Коффман вменили в обязанность защищать Рона от журналистов. Рон пытался удержать позиции лидера партии Уэльса, но к уик-энду понял, что и с ними придется распрощаться.
Трудно объяснить, почему одним министрам скандалы рушат карьеру, а другим не рушат, даже если имеют сходство со скандалом Рона Дэвиса. Буквально через несколько недель после его дела разразился скандал с Ником Брауном. Некий бывший следователь продал таблоиду «Ньюс ов зе уолд» историю о Нике Брауне и мальчиках по вызову из «S&M». Выбор следователя показался Тони несколько странным; как бы то ни было, Ник остался в должности, а Рон за «секундное сумасшествие» поплатился карьерой. Возможно, Ник выстоял отчасти потому, что, вняв совету Алистера, сотрудничал с «Ньюс ов зе уолд» в написании статьи.
Сага под названием «Шеригейт» [188] (2002), касающаяся покупки двух квартир в Бристоле, излагалась уже много раз, причем людьми куда более сведущими, чем ваш автор. Посему не стану ее пересказывать. Впрочем, она интересна как пример патологии, присущей подобным историям. Для меня все началось в ноябрьскую субботу, в два часа дня. Раздался звонок из пресс-службы. Я был с детьми в магазине игрушек в Хелмсли, что в Северном Йоркшире. Газета «Мэйл он санди» прямо по телефону выдвинула двадцать обвинений в адрес Номера 10. Ответы требовались к пяти вечера. Счет субботним дням, начатым с детьми на детских площадках Западного Лондона и безнадежно испорченным такими вот звонками, давно мною не ведется. Скажу только, что всякий раз, когда в субботу после обеда звонит мой мобильник, внутри у меня все обрывается. Такой звонок означает очередную «ловушку-22». Газетчики требуют детальных ответов на все вопросы; на подготовку — считанные часы. Не дашь ответов — история появится в прессе под видом правдивой. Какая разница, что события происходили много лет назад; какая разница, что документы находятся за двести миль, что за несколько часов не докопаться до правды? Велико искушение отрицать абсолютно все — тогда «материал» либо не пойдет в номер, либо пойдет с пометкой о вашем несогласии. Есть одно «но»: такая статья непременно еще аукнется. В ваших ответах обязательно обнаружатся фактические расхождения, не все подробности будут вами охвачены. Это неминуемо, а журналисты найдут к чему прицепиться.
188
Речь идет о махинациях Шери Блэр. Название «Шеригейт» является аллюзией на знаменитый скандал в отеле «Уотергейт».
Не устаю дивиться, насколько трудно выяснить истину. Воспоминания сильно разнятся, газетные статьи состоят из намеков, память шутит шутки. В декабре 1997 года мы с Джереми Хейвудом были отправлены в Казначейство. Требовалось задать Джеффри Робинсону, секретарю Казначейства, несколько вопросов касательно его офшорного фонда, свежеобнаруженного СМИ. Сам Джеффри только что вернулся из Польши, где выступала его жена — оперная певица. Переговоры длились не один час; Джеффри то и дело выбегал из комнаты, мы общались в основном с его адвокатом и бухгалтером, и в итоге вернулись в Номер 10, можно сказать, несолоно хлебавши. Сами-то мы считали, Джеффри ничего плохого не сделал; но слишком многие вопросы остались без ответов, что дало журналистам возможность еще не одну неделю спекулировать на этой теме. Джеффри пригрозил им иском по делу о клевете, и в результате статьи о нем опять обосновались на первых полосах. Позднее интервьюировать Джеффри был назначен секретарь Кабинета Ричард Уилсон, но преуспел немногим больше нашего. Как видите, даже внешнего сходства заявлений с фактами добиться достаточно трудно.
По опыту знаю: если скандал случился, надо сразу обрубать концы. Виновник приносится в жертву безо всякого снисхождения. Ни в коем случае нельзя оставлять на правительственном теле гангренозный орган — резать его, резать и еще раз резать. Так, Джо Мур была добросовестным работником, верным членом партии — но, увы, допустила серьезную оплошность, а именно недооценила ситуацию, по ее собственным словам. В общем, 11 сентября она отправила в пресс-офис министерства электронное письмо, в котором утверждала, что нынче хороший день для похорон плохих новостей [189] . Лишь несколько недель спустя, когда текст просочился в прессу, мы поняли всю фатальность промаха. Тони решил не увольнять Джо, ограничиться выговором и заставить ее публично извиниться. Это была ошибка. Жестокая подковерная борьба специальных консультантов с госчиновниками, та самая, в ходе которой пресса узнала об электронном письме, продолжилась и в начале следующего года принесла очередной плод. Тогда-то и пришлось уволить сразу и Джо Мур, и нашего спикера Мартина Сиксмита, бывшего журналиста. Двойная отставка далась тяжело, поскольку Сиксмит передумал уходить. В итоге дело о «хорошем дне» стоило нам заодно и потери непременного секретаря Ричарда Моттрема и министра Стива Байерса. Стив даже в Парламенте выступал в свою защиту; впрочем, было ясно, что ему не выжить. Справедливости ради надо сказать, то была достойная отставка; перефразируя известную характеристику современниками низложения Иакова I, я записал в дневнике: «Он простился с местом достойней, чем служил» [190] . Таким образом, мы подвергли правительство скандалу длиною в шесть месяцев; скандалу, которого можно было избежать, если бы Джо уволилась в октябре — каким бы несправедливым ни выглядело это увольнение. По словам Макиавелли, «обиды нужно наносить разом: чем меньше их распробуют, тем меньше от них вреда; благодеяния же полезно оказывать мало-помалу, чтобы их распробовали как можно лучше» [191] .
189
На самом деле фраза звучала так: «It’s now a very good day to get out anything we want to bury. Councillors’ expenses?» («Нынче хороший день для похорон всего, от чего мы давно хотели избавиться. Не начать ли с расходов на советников?»)
190
Оригинальная цитата: «Он простился с жизнью/ Достойнее, чем жил...» (Шекспир У., «Макбет», акт I, сцена IV, пер. Ю. Корнеева). Имеется в виду Иаков I (1600—1649), король Англии, Шотландии и Ирландии.
191
«Государь», гл. ХVIII, «О тех, кто приобретает власть злодеяниями».
В политике издание спецдиректив или подача исков о клевете с целью разделаться с убийственным репортажем практически всегда имеет обратный эффект. Майкл Леви в июне 2000 года выдал такую директиву — хотел обезглавить статью о своих налоговых махинациях, которая вот-вот должна была появиться в «Санди таймс». Суд же «завернул» бумагу Майкла на том основании, что Майкл — персона публичная; таким образом, вместо того чтобы замять дело, угрожающая директива раздула его до масштабов главной новости.
Через несколько лет генпрокурор Питер Голдсмит оказался на грани аналогичной ошибки. Ему сообщили, что газета «Обзервер» намерена со слов «источника» обнародовать Голдсмитово официальное письмо об Ираке. Питер начал искать поводы для судебного приказа о запрете. Поведал мне о своей беде; я попросил Дэвида Хилла проверить информацию. Дэвид выяснил, что «Обзервер» располагает лишь парой-тройкой комментариев отставного старшего офицера. Посоветовал Питеру изменить мнение относительно Иракской кампании. Питер в последний момент отозвал приказ о запрете — иначе эпизод превратился бы в громкое дело.
Правило применимо и к искам по делу о клевете. Как бы тошно вам ни было от статей о вашей персоне, предъявление подобного иска почти всегда является грубой ошибкой. Например, когда на канале ITV обсасывалось «дело о займах за пэрство» (последний наш год у власти), когда меня обвиняли в отправке Майклу Леви злополучного электронного письма насчет «“п” и “р”» (пэрство и рыцарство); когда говорили о секретной системе электронных сообщений в Номере 10, ваш покорный слуга чувствовал себя прескверно. Оба предположения — насчет письма Леви и насчет секретной электронки — были неверны. Мы обратились в полицию с просьбой принять меры, т.е. выгородить нас; полиция бездействовала.