Новый Мир (№ 1 2000)
Шрифт:
— Почему?
— Ну как почему? Они эту страну защищали, а чего они от нее хорошего видят? У бабки пенсия — на два биг — мака, да и ту не платят. Чем так жить, лучше вообще не жить. Ну вот… Я говорю: «Ба, а какой вам нужен пистолет?» Типа прикалываюсь… А она: «ТТ зарегистрированный». Я говорю: «ТТ могу достать, только незарегистрированный», — прикалываюсь опять… А она: «Нет, только зарегистрированный». Я: «Незарегистрированный». Она: «Зарегистрированный»… Я: «Незаре — ре…» Тьфу ты! А она кружкой по башке меня ба — бах! Шишка до сих пор осталась, хочешь —
— Ты читала «Как закалялась сталь»?
Неожиданный вопрос не застал девушку врасплох. Она подняла обращенную к Илье ладонь и проговорила успокаивающе:
— Я книжек не читаю.
— Это хорошо, что ты книжек не читаешь. Но эту прочтешь.
Девушка громко засмеялась:
— Отгадай загадку! Слово из трех букв, в котором можно сделать три ошибки, а смысл все равно остается!
Илья задумался.
— Сдаешься? Сдавайся. Все равно не отгадаешь! Ишо! — выкрикнула девушка.
Илья не понимал, решительно не понимал.
— У вас там на луне все такие? Как до утки — на четвертые сутки? Или как до жирафы? — раздраженно спрашивала она.
— Еще? — догадался Илья.
Девушка согласилась, кивнула:
— Один коктейль и один биг — мак! Нет, лучше два коктейля! И два биг — мака…
Илья поднялся и направился к раздаче, но, проходя вдоль стеклянной стены, увидел внизу в сквере Седого. Старый чекист ходил прихрамывая кругами, глядя по сторонам потерянно и обреченно. Илья достал из кармана телефон и набрал номер. Седой торопливо приложил к уху свой мобильник.
— Это я, — заговорил Илья.
— Сынок! — обрадовался Седой и тут же пожаловался: — Что же ты делаешь, сынок?
Илья улыбнулся:
— Хорошо. Пока я не буду вас увольнять. Но предлагаю вам работать на меня. Детали обсудим позднее. А сейчас садитесь на скамейку и ждите. Я приду, и мы вернемся домой вместе. В противном случае я вернусь один и скажу маме, что вы меня потеряли и меня чуть не украли чеченцы.
Седой закружился на месте, завертел головой, пытаясь увидеть Илью, он даже посмотрел на небо.
— Садитесь! — строго приказал юноша, и старый чекист послушно опустился на стоящую рядом скамейку.
На подносе стояли не два, а три коктейля и лежали не два, а три биг — мака. Девушка взглянула на Илью счастливо и благодарно.
— Ты не как Баран. Ты круче Барана, — решительно проговорила она.
— Знаешь, на кого похожа ты? — спросил Илья.
— Знаю! — кивнула девушка, впиваясь зубами в американский бутерброд. — На обезьяну. Мне это по сто раз в день говорят…
— Ты похожа на Анджелу Дэвис, — уверенно сказал Илья.
— Как — как?
— Анджела Дэвис.
— А кто это? Певица?
— Американская коммунистка.
Девушка улыбнулась:
— Надо бабке моей сказать, вот обрадуется. А мы куда пойдем: к тебе или ко мне?
— К тебе.
— А к тебе нельзя? Родители дома?
— Мама.
— Значит, ко мне. Только ключ
На обитой оцинкованным железом выходящей прямо на улицу двери висели две таблички: первая — «ЖЭК», вторая — «СВВОВ». Илья подергал закрытую дверь и взглянул вопросительно на спутницу. Она махнула рукой:
— Да там они, я знаю! Только они не откроют, стучи не стучи. Секретничают…
Илья подошел к высоко расположенному окну, ухватился за карниз, подтянулся и, с трудом удерживаясь на узком приступке фундамента, приник к стеклу.
За длинным, накрытым кумачом столом плотно сидели седовласые, увешанные орденами и медалями ветераны.
— Видишь кого? — нетерпеливо спросила девушка.
Илья не отвечал.
— Кто там?
— Старик, — ответил Илья, не отрываясь от стекла.
— Это Коромыслов! — обрадованно воскликнула девушка. — Председатель ихний. Это он придумал — застрелиться… Злой как собака.
Старик был длинный, сухой, седой, усатый. Он стоял во главе стола, говорил что — то горячо и напористо, то поднимая, то опуская сжатую в кулак руку.
Слушатели, несомненно, были с ним согласны: они часто кивали, трясли дряблыми подбородками и, готовясь аплодировать, потирали ладони. Два толстых пыльных стекла не пропускали ни звука. Это напоминало аквариум, в котором давным — давно нет воды, — пыльный обветшалый аквариум, где прах сохранил форму живых существ. Был, вероятно, какой — то праздник, известный им одним юбилей, и по этому поводу проводилось мероприятие — необходимое, тягостное, священное…
— А бабку видишь? — крикнула снизу девушка.
— Как она выглядит?
— Бабка? Бабка как бабка…
Илья спрыгнул на асфальт и смущенно посмотрел на девушку.
— Подсади! — потребовала она и стала забираться туда же. Илья поддерживал ее сзади, стараясь не смотреть вверх.
— Ба! — заорала девушка и забарабанила в стекло. — Ключ дай, ба! Нас сегодня раньше отпустили. Да одна я, одна! Контрольная завтра, готовиться надо срочно!
Ключи вылетели в форточку и, звякнув, упали на асфальт. Девушка спрыгнула вниз, подхватила их, подбросила в воздух, поймала и предложила — деловито и задорно:
— Ну что, айда? Цигель — цигель о — ля — ля!
Девушка и бабушка жили на втором этаже старого двухэтажного барачного типа дома. Комната была одна, но получалось — две, что подчеркивала полустершаяся меловая черта, проведенная по дощатому полу от середины окна до середины входной двери. Левая половина принадлежала бабушке: там стояла высокая железная кровать под атласным покрывалом, комод, шифоньер, радиола на ножках и швейная машинка в желтом фанерном футляре. На стене над кроватью, в рамках и без, висели старые фронтовые фотографии, вырезанные из журналов фотопортреты военачальников, среди которых центральным был цветной парадный маршал Жуков, украшенный, как икона, блеклыми цветами из навощенной бумаги.