Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая
Шрифт:
Помнится, тогда я подумал, что главное правило — никогда не даваться живым в руки психопатов. Если уж тебя загнали в угол, то надо драться с животной отчаянностью, пока не погибнешь легкой смертью. Но что теперь? Я сам оказался в ловушке. Захваченный азартом погони, пренебрег опасностью, и в назидание получил судьбу многим худшую, чем досталась бедному МакБрайду.
Мучитель терпеливо продолжал своё подробное повествование, по очереди демонстрируя мне новые инструменты: старое лезвие для бумаги и мясницкий тесак, покрытый запекшейся сукровицей.
— Всё это удовольствие мы растянем на пару дней. Тебе ведь понадобится
Я не пытался перебивать его или отвечать, и даже посылать не стал. Он хотел, чтобы я молил о пощаде, но, независимо от моих просьб, он все равно сделает ровно то, что собирается сделать. Поэтому мольбы приберегу на потом — до того момента, когда невыносимая боль вытравит из меня остатки духа и рассудка.
— Ты уже понял, что тебя ждёт? Когда мы закончим, ты превратишься в бесполого, слепого и глухого червяка, в беспомощный овощ, который бесконечно страдает, находясь в кромешной темноте, не в силах даже попросить об избавлении. А тогда… Я выброшу тебя в людном месте, где тебя обязательно подберут. Вместе с твоими пальчиками, чтобы тебя распознали по отпечаткам. Чтобы все поняли, кем раньше был этот кусок мяса. Чтобы сработала ваша замечательная система медицинского страхования, которая доступна только настоящим людям. Чтобы заботливые медики исправно поддерживали в том, что от тебя останется, биологическую жизнь, вкачивая в вены питательные субстанции и откачивая из анала дерьмо. И так продлится очень долго — сорок или пятьдесят лет. А может, все сто. Если повезёт, ваши грёбаные врачи изобретут бессмертие, и ты проведёшь целую вечность в заточении в своей черепной коробке, вспоминая обо мне, о моём брате, о моей маме…
Этот человек, конечно, был совершенно безумен. Во время прежней работы мне встречалось множество подобных типов с различными отклонениями. Призывать их к здравомыслию или уповать на милосердие не имеет никакого смысла — они живут совсем иными моральными категориями.
Профессиональным переговорщикам иногда удается нащупать тонкие психологические нити, умело дергая за которые они склоняют маньяков к прекращению сопротивления. Но я не слышал ни об одном случае, чтобы это удалось жертве.
И всё-таки я молвил, чтобы потянуть время:
— Ты плохо всё продумал.
— Да ну? — заинтересовался психопат со своей мерзкой ухмылочкой.
— В Содружестве действует закон о добровольной эвтаназии. А современные технологии позволяют медикам подключиться прямо к нейронам и принять сообщения, транслируемые человеческим мозгом. При необходимости специальная комиссия засвидетельствует моё согласие, и я усну тихим сном. Но есть и более приятная перспективы. Виртуальная реальность. Я буду жить жизнью, мало чем отличающейся от нынешней, буду чувствовать себя здоровым и счастливым, и даже не буду знать, что это не по-настоящему. Правительство обеспечит меня пожизненным бесплатным виртуалом, и я проведу пенсию в компании шикарных любовниц в каком-нибудь райском уголке.
Посмотрев в глаза головорезу, я подытожил:
— Так что максимум, на что ты способен, — это причинить мне море
— Да ну? А как мне её исправить? — полюбопытствовал Хесус. — Может, просто отпустить тебя? Ты вернешься, расскажешь всем правду, и все у вас там поймут, что были скотами и ублюдками?
— Я могу донести до властей то, что ты хочешь сказать, — сдержанно пообещал я, хотя и не питал особых иллюзий насчёт того, что этот банальный маневр сработает. — Случается, что правоохранительные органы допускают злоупотребления. На моей памяти были случаи, когда люди лишались званий и шли под трибунал за совершённые нарушения. Я не какой-нибудь большой начальник, но моего слова будет достаточно, чтобы провели служебное расследование…
— Знаешь, — он устало вздохнул и затушил папиросу. — Это было очень предсказуемо и тупо. Ты ведь и сам понимаешь, что городишь херню. Я понимаю тем более. Так что можно было и не терять времени. Но я должен был дать тебе возможность что-нибудь такое сказать. В глубине души я надеялся, что ты просто извинишься. Это ничего бы не изменило, конечно. Но знаешь, это было бы благородно. Я бы оценил. Ну да ладно. Приступим!
Я ожидал, что последует долгий диалог. Что будет еще множество предисловий и реверансов. Но ничего такого не было. Схватив меня за шею, ублюдок насильно приоткрыл мне правый глаз, и вставил под веко спичку.
— На первый раз обойдемся без наркоты, мразь, — шепнул он мне на ухо.
Мясистые пальцы стремительно схватились за ручку лобзика, и он опустился на корточки передо мной.
— А-а-а!!! Сукин сын!!!
Руки и ноги отчаянно затряслись в оковах, все тело выгнулось в чудовищном напряжении, а пенис сжался, кажется, до нескольких сантиметров, но я ничего не мог поделать, и это… ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПРОИСХОДИТ!
— А-а-а!!! Нет!!!
Спичка, кажется, едва не проткнула мне веко. Я почувствовал, как ржавые зубцы прикоснулись к коже… и надрезали ее!!! Это кровь!!! Все это не было запугиванием, он действительно это делает!!!
§ 13
Настойчивый стук в металлическую дверь был для меня пением ангелов. Моей полицейской проницательности в этот момент не существовало. Я не думал над театральностью происходящего, над тем, что лишь в кинофильмах злодея останавливают за миг до того, как он оттяпает главному герою член. Я просто отчаянно заорал:
— Помогите!!!
Отняв лобзик на несколько сантиметров от моего кровоточащего хозяйства, Хесус обернулся к двери и недовольно проорал что-то по-испански, но моему несостоявшемуся кастратору ответили еще более злобными ругательствами. Похоже, люди по ту сторону двери одержали в перепалке верх. Поднявшись с корточек и посмотрев на меня, Хесус на прощанье с силой выдернул из-под моего века спичку и прошептал:
— Учти, это совсем ненадолго, ублюдок.
После того как раздался металлический лязг дверных петель, я обмяк и повис в своих оковах. Сердце выскакивало из груди. Ноги сводили судороги. Зубы не стучали лишь потому, что я отчаянно их сжимал. Кажется, я не обделался, но полностью в этом не уверен.