Новый мир. Трансформация
Шрифт:
Изредка по желе пробегали вибрации. Я понимала, что, скорее всего, то обратная связь от искусственного интеллекта корабля, но ответить не могла: даже бесконечное могущество, проходящее сквозь мой разум, не могло помочь быстро освоить чуждую систему символов.
Зато, проголодавшись, я с лёгкостью сотворила обед из самых любимых моих земных блюд, лишь примерно предположив, какие вещества должны в них входить и детально вспомнив их вкус.
— Почему мы не можем покинуть этот куб?
После обеда в Хлодвиге проснулась жажда деятельности. К счастью, на сей раз он сообразил для начала посоветоваться со мной.
— Хотя бы потому, что желе стало намного плотнее и попросту тебя никуда не пустит. А если ты используешь магию, чтобы выйти из куба, то тебя, скорее всего, размажет по стенке корабля до того, как ты сможешь применить магию повторно.
Рассказ о том, что такое ускорение и перегрузка, ненадолго развлёк нас. Потом мы поужинали. Хлодвиге порывался сотворить ужин самостоятельно, но я была против. К тому моменту, как я объясню ему хотя бы основы химии, мы успеем умереть от голода. Так что Хлодвиге и Шиве снова пришлось знакомиться с изысками земной кухни.
Легче всего вынужденное заточение переносил котёнок. Поев, он спал, а просыпался только тогда, когда я громко говорила, что очередная порция еды готова. Хлодвиге тоже вёл себя довольно прилично, лишь изредка позволяя озабоченности прорезать морщинами лоб.
Тяжелее всех период неизвестности и неподвижности переносила я. Когда лезущие в голову страхи становились совсем невыносимыми, я начинала декламировать стихи и пересказывать любимые книги. Так Хлодвиге познакомился с произведениями самых значимых потов Серебряного века, с книгами Толкина и Кея, Гюго и Мольера. И только научную фантастику я старалась не вообще вспоминать.
По моим ощущениям, основанным на циклах сна и голода, мы провели в полёте не меньше пяти дней. Так что, когда желе снова размягчилось, а корабль ощутимо тряхнуло, я испытала практически эйфорию. Куда бы мы ни прилетели, и что бы нас тут ни ждало, это всё равно будет лучше бесконечной неизвестности полёта.
Пандора ей имя
После пяти дней, проведённых в неподвижности, вылезти из желе оказалось непосильной задачей. Руки и ноги попросту отказывались сколько-нибудь активно шевелиться. После нескольких неудачных моих попыток Хлодвиге, на которого неподвижность почему-то повлияла не так плачевно, вынес меня из желе на руках.
Шива вылез сам, хоть и шатался при этом, словно перебрал с вином.
— Света, мне совершенно не сложно нести тебя на руках, но будет лучше, если ты постараешься идти самостоятельно. Мы не знаем, что нас тут ждёт — мне могут понадобиться обе руки.
Хлодвиге аккуратно поставил меня на пол и тут же обхватил за талию.
— Я полечу.
Да, рано или поздно мне придётся потерпеть и расходить затёкшие конечности. Но не в коридорчике, покрытом паутиной!
Входной люк корабля открылся, стоило нам подойти к нему достаточно близко. Но удивиться новым способностям дверей я не успела — ослепительное сияние затопило мои глаза, а в мозгу взорвалось радостное приветствие: «Сестра, я дождалась тебя!»
Мы провели на орбитальной станции народа, чьё самоназвание я так и не научилась воспроизводить (язык арахнидов почти целиком состоял из вибраций и щелчков) практически неделю.
Хлодвиге с Шивой, кажется, облазили каждый закоулок огромной станции, чуть ли не каждый час находя что-то интересное и малопонятное для них. Большую часть того они приносили ко мне, то ли желая поделиться, то ли в поисках ответов. И я отвечала — если могла. Я делила с ними радость — во всяком случае, пыталась.
Ибо все мои мысли занимала Она. Огромная, раскинувшая тончайшие сети на весь корабль, наполовину — созданная, наполовину — рождённая, величайшее творение своей расы и, одновременно, несчастное, покинутое создание. Великая Паучиха, уже двести лет вращающаяся вокруг местного Солнца и ждущая возвращения своих создателей, своих детей.
История арахнидов оказалась так же, необычна, как и тривиальна. Планета, очень похожая на землю, но почему-то практически лишённая изобилия пищи и, как следствие, — крупных млекопитающих. Арахнидские учёные проследили, как их предки, вынужденные схватиться в борьбе за жизнь, с полчищами мелких млекопитающих, так же питающимися насекомыми, отрастили что-то похожее на язык и научились переваривать и фруктовый сок тоже. На фоне более разнообразного рациона начал развиваться мозг, причём, почему-то, периферийная нервная система.
У них практически не было ни родоплеменного, ни общинного периодов: всё-таки пауки создания более самодостаточные, чем приматы. Но они научились объединяться во временные союзы перед лицом стихийных бедствий. Так и существовало общество: не единое, но и не разрозненное, не имеющее общих богов, но скреплённое целью выжить.
Рано ли, поздно ли, но они поняли, что вместе всё-таки проще. Так появились первые государства, построенные на принципах ratio. Зародилась и культура, столь же рациональная и обособленная, как и большая часть арахнидов.
Паучиха разворачивала передо мной истории возведения красивых, но безумно чуждых знаний, в которых молодь проходила отбор на живучесть и полезность, обучалась наукам и искусствам. Этакий инкубатор, совмещённый со школой и ристалищем. Я видела небольшие домики, идеально настроенные на владельца, титанические научные центры, в которых работали арахниды, хотя бы частично способные к сотрудничеству. Изображения полей, засеянных какими-то неизвестными мне сочными фруктами, сменялись картинами ферм, на которых выращивали каких-то особо питательных и вкусных созданий, нечто среднее между насекомыми и млекопитающими.
Арахниды, практически лишённые междоусобиц и конкурентов, развивались много быстрее, чем люди. Я так поняла, что всего лишь через три тысячи лет после появления первого государства они уже создали космические корабли и отправились к одной из трёх лун своей родной планеты. Достижение, невероятное для человечества.
Где-то между высадкой на последнюю неосвоенную планету системы и выходом в дальний космос в умах образованнейших арахнидов родился замысел: увековечить свою расу в чём-то более прочном и долговечном, чем хитин. Их цивилизация изначально была скорее техно-биологической, чем технической, так что то, что искусственный интеллект, максимально похожий на собственных создателей, обрёл собственное сознание, никого особо не удивило. Первую ВеликуюПаучиху триумфально установили на станцию, которая должна была в скором будущем отправиться к ближайшей звездной паре из белого и жёлтого карликов. На ту самую станцию, на которой сейчас и находилась.