Новый мир. Трилогия
Шрифт:
Открыв глаза, я обнаружил, что мы стоим. Кони не двигались, лишь топтались на одном месте. Готнерим смотрел прямо, а глаза его предательски блестели. Он еще пару секунд так пробыл, потом пришел в себя. На лицо наползла прежняя маска сурового воина, но в глазах была тоска, словно бы песня касалась его самого.
– Глеб, твоя песня великолепна! Мне почему-то сразу вспомнились те дни, когда я возвращался из длительных походов и наймов, после тяжелейшей битвы! Я не знаю, почему. Глеб, тебе бы менестрелем быть, легко бы пристроился во дворец к графу! О чем твоя песня? Я такого языка еще ни разу не слышал.
– Песня о великой Победе над великим Злом, - ответил я, особо не вдаваясь в подробности. Не хватало еще выдать свою 'иноземность', ведь если расскажу конкретнее, то легко подловят на том, что такого события не было. Нужно осторожней песни выбирать, они слишком меня выдают.
Ладно, главная цель достигнута - Готнерим больше не считает меня врагом. По крайней мере, я на это очень надеюсь. Очень не хочется путешествовать с обозленным воином, который при первой возможности всадит кинжал в спину, а вот союзник, который поддержит в бою, особенно опытный воин, умеющий владеть холодным оружием, может стать для меня отличным подспорьем в путешествии.
Дорога потянулась скучной лентой, пейзажи уже осточертели, седло натерло всю пятую точку, а из развлечений только битвы с комарами. Спасали разговоры, которые часто завязывались сами собой в особенно тоскливые и скучные моменты. Готнерим оказался на удивление интересным собеседником. И меня удивил один очень любопытный момент. Готнерим складывал песни. Интересно, мне просто везет на стихоплетов, или тут все такие?
Вообще, сказал про свое увлечение Готнерим случайно, когда мы обсуждали различные песни, а потом минут пятнадцать он бил себя в грудь и потрясал кулаками, отвергая данный факт. Но всеобъемлющее любопытство и настырность русского человека сломили отчаянное сопротивление племенного человека, и он все рассказал.
Оказалось, что он действительно втайне от всего люда писал стихи. В основном, они были на военную и боевую тематику, но в них было столько смысла и чувств, что я ничуть не сомневался - стоит Готнериму переключиться на другую тему, как стихи его резко изменятся, но не утратят своего великолепия. Свои стихи он хранил в голове, потому как плохо владел письменностью. Точнее, в его племени совсем не было письменности, а сам Готнерим сочинял стихи только на родном языке. Стоит отметить, что голова его обладала очень хорошей памятью, так что все стихи Готнерим помнил наизусть.
В общем, так мы и ехали. Я постепенно привыкал к коню, Ворон тоже привык ко мне, так что наше передвижение стало намного комфортнее, а управление конем упростилось - Ворон понимал мои указания почти сразу и безошибочно. Двигались мы практически весь день, встав на привал только тогда, когда дорога пошла вдоль неширокой, но быстрой и глубокой реки.
Речная прохлада приятно дула в лицо, остужая его после перехода под палящим солнцем. Похоже, передвижение на юг делало свое дело. Если в Рикависе было достаточно прохладно, даже холодно, то здесь температура была относительно теплая, как в середине весны. Не думаю, что надолго она продержится, так что грех было упускать возможность насладиться теплом.
На привале ужинали настоящим деликатесом. Готнерим оказался очень умелым рыбаком. Он острогой, наскоро сделанной из обломанной ветки, прямо у берега наловил с десяток рыбин. Эти рыбы были очень похожи на осетров, точнее, ими и оказались. Это был первый раз, когда я полакомился черной икрой. Будь у меня свое царство, тут же бы развил рыбный промысел! Это же, сколько всего можно наворотить...
Река, вдоль которой мы двигались, впадала в огромное озеро. Это озеро раскинулось на огромное пространство и, как рассказывал Готнерим, было глубже самой глубокой реки и шире самой широкой реки. Да еще, как оказалось, в дальнем краю этого озера, где оно сужалось, предоставив возможность построить мост, был отвесный обрыв, с которого срывались излишки воды озера.
Я заинтересовался. Мне сразу представилась картина изумительной красоты. Бескрайнее озеро, на которое падают отсветы яркой зари. У бережка плавают несколько лодок, часто скрываясь за нависшими над озером деревьями. Тихо плещется рыбка, шум воды успокаивает, усыпляет. Красота!
И вот, к полудню мы подошли к деревне. Еще издали я увидел устье реки. Вода у него была кристально чистой, а вот спустя пару десятков метров... я сначала подумал, что мне просто кажется, но потом действительно уверился, что озеро было грязным. Повсюду плавали гнилые стволы деревьев, вода была темной от грязи и тины. Растительность у берегов была чахлой, умирающей. Да и само озеро словно умирало.
Деревушка оказалась не лучше. Среди низких, небольших домов валялось множество мусора, повсюду грязь. Самым чистым местом был тракт, по которому мы двигались. И надо же такому случиться, что у Ворона слетела подкова! К счастью, обошлось без падений и травм, но мы вынуждены были остановиться в этой деревне на какое-то время, чтобы поставить новую подкову.
Брезгливо смотрел окружающую обстановку, было очень противно находиться здесь. Когда подходили к местному кузнецу, мимо нас прошло четыре разумных, несущих странное существо. Существо было низким, ноги-руки короткие, между крючковатых пальцев перепонки. Голова без шеи, лицо не сказать, что уродливое, но и не прекрасное - жабье. Большущие глаза были прикрыты, грудь существа едва вздымалась, а изо рта лилась тонкой струйкой ярко красная кровь, сильно контрастирующая на фоне серости.
– Что это?
– спросил я ошарашенно.
– Водяные, - ответил Готнерим и пояснил, - полуразумные существа, живущие в реках и озерах.
– И зачем этого поймали?
– спросил я.
– Местные алхимики вытапливают из них жир, который подмешивают в свои зелья, - ответил охотник, потом брезгливо поморщился, - так же их любят подавать на стол в дорогих заведениях, говорят, будто мясо у них очень вкусное. Эта деревня как раз занимается промышленным ловом водяных, вот только их становится все меньше, водяных этих. Вообще я давно заметил, как подорожали зелья из их жира. Похоже, повсюду водяных осталось мало. Вон - озеро совсем загнило, ведь водяные следят за чистотой воды. Но разумные давно разорвали связь между собой и природой, поэтому не щадят никого. В том числе и этих бедных существ.
– Господи, - шепотом сказал я, потрясенный.
Местный кузнец, имевший вид ну очень ненадежного человека, а конкретно - пьяницы, взялся поставить подкову. Я хоть и пригрозил, что за плохую работу отлуплю нерадивого работника, но, видимо, особого эффекта не добился. Мне только и оставалось, что тяжело вздохнуть и пойти прогуляться. Конечно, не по деревне, а по берегу, может хоть где найдется чистенькое местечко.
Чем дальше от деревни, тем больше жесткая и мертвая земля сменяла грязь и мусор. Наконец, спустя целый час ходьбы, я набрел на небольшую заводь. Она оказалась закрыта от основного озера большим завалом из кучи деревьев. На лодке и пытаться не стоит проплыть - напорешься на корягу и ратуй, чтоб до берега дотянул! Вода была на удивление чистой, не настолько, как могло быть, но и не грязной. По берегам зеленели деревца и трава, которые уже к осени медленно засыпали.