Новый мир

Доуз Кейси

Но видимо, это не остановило того, кто теперь в моем доме.

Больше всего мне хочется, как в детстве, залезть под одеяло и подождать, пока родители со всем разберутся. Но мне 37, все мои те или иные близкие мертвы, я в доме один и у меня винтовка. Единственный, кто мне может помочь сейчас – я сам.

Правило номер 6 – рассчитывать только на себя. Вытекает из правила номер 2 – никому не доверять.

Спуститься в любом случае надо – гораздо хуже дать

себя застать врасплох во сне. Или дать кому бы то ни было затихориться где-то в моем доме в выжидании момента, чтобы меня грохнуть.

Беру фонарик, но пока не включаю его. На ощупь дохожу до лестницы и затихаю.

Прислушиваюсь.

Какой-то шорох на кухне. Кто-то, кто пробрался в дом – сейчас на кухне.

Мне повезло, что кухня за углом – потому я могу включить фонарик, сильно прикрыв его ладонью. Высвечиваю ступени, запоминаю метки, выключаю фонарик и быстро, но бесшумно, спускаюсь вниз.

Не вижу, чтобы на кухне играл фонарик. Значит, этот кто-то шарится в темноте, как и я.

СКРИП!

Проклятье! Половица подо мной скрипит и шум на кухне мгновенно затихает. Решаю не тянуть кота за хвост – тут же врубаю фонарь, направляю перед собой и щелкаю затвором.

Вот оно – вижу какую-то фигуру.

БАМ!

Стреляю.

Фигура падает на пол без единого звука.

Я высвечиваю фонариком теперь уже лучше, когда фигура не может убежать или накинуться на меня.

– Черт бы тебя подрал – рычу я, подойдя ближе и рассмотрев «гостя» – какого хрена ты сюда вернулась?

Лили держится за ногу. Пуля задела ее ногу лишь по касательной, но маленькие девочки типо нее любят устраивать трагедии из-за ничего. Коленку сдерет – больше крови будет.

– Обкрадываешь меня?! – догадываюсь я.

Мысль о том, что она собиралась забрать моей драгоценной еды, ввергает меня в ярость. Я хватаю ее за шкирку и тащу опять к заднему выходу. Но перед тем как захлопнуть дверь перед ее носом, шиплю:

– Увижу в своем доме или на своем участке еще раз – буду стрелять. Клянусь богом, я буду в тебя стрелять, черт тебя дери. Только попробуй здесь появиться хоть еще раз.

Она начинает безмолвно рыдать и что-то показывать мне на жестах, но я отмахиваюсь:

– Я не твоя нянька. Ничем не могу помочь, убирайся.

И захлопываю дверь. Закрываю на все замки.

Чертова девчонка. А если бы я прикрепил что погромче колокольчика? Она бы этим грохотом привлекла к моему дому внимание НОЧЬЮ.

Проклятье.

Может

и стоит ее все-таки пристрелить. Пусть она и не из Них, но опасности от нее начинает исходить не меньше.

Но когда я открываю дверь в твердой уверенности, ее уже след простыл.

Сообразительная, когда надо..

Я захожу на кухню и открываю шкафчик, пока Лили протирает тряпкой стеклянную доску. Достаю две консервы и черствый кусок хлеба. В прошлый раз мы взяли 5 буханок. Но это было 3 недели назад. Самая первая – была такая свежая и мягкая, что описать с трудом можно. Зато эта.. едва ли Лили сможет ее порезать.

– Она покрошится – говорю ей, когда Лили уже вытягивает из подставки нож побольше.

Показывает пальцами:

– Нет, внутри она мягче.

– Поверь мне – я стучу хлебом по шкафчику и Лили смеется – видишь? Я же сказал. Не будем резать.

Первое время жизнь с Лили представлялась мне, как жизнь с Майком. Тоже ребенок, младше его всего на пару лет. Такой же геморройный. Но довольно скоро я понял, что Лили сильно отличается от Майка. Она веселее, проще – и что греха таить, намного сообразительнее. От нее намного больше пользы. Она довольная хитрая.

Конечно, в силу своих лет, она не вундеркинд. Но порой мне кажется, что будь у меня вместо ребенка не Майк, а Лили – быть может, и я был бы другим отцом.

Но я не ее отец, она не моя дочь и я даже не собираюсь (и никогда не собирался) примерять на нас эти роли. Мой единственный ребенок погиб в первые дни, и я так и не смог его похоронить в вакханалии ужаса, которая началась в последующие дни. Его тело до сих где-то в морге или где еще, наверное уже давно разложилось и сгнило. Не знаю, как скоро происходят эти процессы. Возможно, так же где-то гниет и его мать, и ее муженек. И мои родители, которые перед этим, скорее всего, убили не одного выжившего.

А с Лили мы просто выживаем друг за счет друга, пока обоим это удобно.

Она помогает мне не одичать, а я ей не умереть. Кто бы мог подумать, что даже невербальное общение с 12-летним ребенком заставит меня мало-помалу отходить от окна, засыпать без винтовки в руках на кровати (а не на полу) и хоть время от времени вспоминать об обычных гигиенических процедурах.

Кажется, это ерунда в сравнении с тем, что творится с миром.. но это помогает окончательно не рехнуться. Какие-то процедуры, идиотские рутинные дела из прошлой жизни, которые ты должен делать каждый день. Они будто держат тебя на этой земле в своем рассудке.

Даже это бритье, где я больше режусь, чем бреюсь.. что-то есть в этом странном ритуале умывания. В завтраке, в радио, где Лили каждое утро пытается найти какой-то новый сигнал и новую волну. Словно.. словно Надежда, что однажды еще все может вернуться, как прежде.

Надо просто переждать. Не сломаться.

Если этого не делать, то всей тяжестью наваливается осознание, что ничто уже не вернется. Не будет, как прежде. И ждать нечего. В лучшем случае – просто не будет становиться хуже. И то маловероятно.