Новый потоп
Шрифт:
Инносанта остановилась на полуслове. Среди этой группы измученных людей ее высокая фигура выделялась с особенной резкостью. Ее суровое лицо застыло. По щекам скатились две медленные слезинки. Она окинула мысленным взглядом Иллиэц, его деревню, церковь и маленькое кладбище на террасе, склоненной к долине, где она рассчитывала когда-нибудь упокоиться.
— Мы здесь не при чем, — отрывисто сказала она. — Это великое несчастье…
Наступило молчание.
Ивонна встала и положила руку на плечо сестры:
— Идем к маме, — сказала она.
После полудня старый Ганс сообщил, что вода
— Надо здесь устроиться возможно лучше, чтобы прожить несколько дней до спадения воды, — сказал Макс, уже занятый мыслью о существовании.
Коснулись вопроса о пропитании.
— Скот-то есть: взгляните на всех этих овец!
Инносанта указала на большие желтые массы, двигавшиеся на верхних террасах. Стада коз рассеялись по всем склонам Южного Зуба. А выше мелькали более легкие силуэты, убегавшие к высотам.
— Серны тоже, — сказал пастух.
— И птицы, — воскликнула Ивонна.
Они взлетали над скалами целыми стаями, и шорох их крыльев казался шелестом шелка. Воробьи усеивали каменистую почву черными точками, летало множество голубей, и медленно кружились хищники.
— Их-то всех кто предупредил? — шептала Ивонна.
— А кроме этого, у меня есть куры, которых я принесла с собой, — сказала Инносанта с широкой улыбкой.
— Ну! — откликнулся Макс, — значит, мы не умрем с голода.
— Зато можем умереть с горя, — тихо сказала маленькая Ивонна.
Мужчины вытащили из карманов коробки со списками. Но как поддерживать огонь в этой долине, где росло только несколько пучков рододендрона?
— Вот что, дети, — приказала Инносанта, — идите к Новым Воротам и соберите все сухие рододендроны, какие только найдете!
Бармацские ребятишки сняли сапоги, чтобы чувствовать себя свободней, и побежали взапуски…
Сумерки надвигались медленно, как бы спускаясь с высоких гор, которые исчезали одна за другой. На мужчин и женщин, сидевших около хижины, напала бесконечная грусть. Ни костер из хвороста, ни крики детей вокруг Инносанты, жарившей козленка, не могли рассеять их уныния. Одни молчали, другие переговаривались вполголоса. Де Мирамар снова взял свой портфель и крепко прижал его к себе. Гувернантка, исчезнувшая было на весь день, требовала свой зонтик, который она никогда не сможет заменить другим… Роза и Виржини, наплакавшись вдоволь, неподвижно сидели около госпожи де Мирамар, находившейся в бессознательном состоянии. Ивонна отказалась от кружки молока. Ева с ужасом ожидала наступления ночи, которую нужно было провести в тесной хижине. Мать, сестра, гувернантка и несколько крестьянок… Все окажутся так прижатыми друг к другу, что нельзя будет даже вытянуть ноги. И тут же дети… Накануне большинство крестьянок провели ночь, сидя на своих мешках около хижины, защищавшей их от ветра. Но сегодняшняя ночь обещала быть более холодной…
Губерт тоже вздрагивал при мысли провести эту ночь под открытым небом. Указывая на меркнувшее пламя догоравшего хвороста, он вздохнул:
— Наш первый и последний огонь…
— Я хорошо знаю, где есть дерево! — отозвался пастух Иг-нац. — Завтра я пойду его искать.
Эти слова, казалось, пробудили энергию Макса:
— Я тоже знаю… Я пойду с вами…
Оба мысленно видели перед собой пространство серой воды, где плавали стволы деревьев, доски, бесчисленные обломки…
— Надо будет пилить… — добавил пастух. — У меня только нож…
— Смелей, Ева! Мы завтра улучшим наше жилье, — прошептал Макс на ухо своей невесте.
Она попыталась улыбнуться. Но тоска сжимала ей грудь, и остальные были удручены не меньше. Горы давили их своим безмолвием. А недалеко от них простиралось другое неизмеримое безлюдье — пустыня неподвижной воды с плавающими по ней мертвецами.
— Внезапное поднятие морского уровня! — сказал неожиданно де Мирамар, выйдя из оцепенения. — Ужасное поднятие морского уровня! Еще ужаснее, чем при Ное!
Его слова были встречены молчанием.,
— Да, — добавил ученый своим обыкновенным ровным и авторитетным голосом, — симптомы сейсмического наводнения очевидны: море вышло из своих берегов на громадных пространствах и в своем сильном порыве унесло за собой все… Этому явлению несомненно предшествовало землетрясение, которое мы не могли наблюдать…
Они сгруппировались вокруг него и слушали с таким напряженным вниманием, какого никогда не проявляла аудитория Сорбонны. Послышался почтительный голос госпожи Андело:
— Значит, вы думаете, что вода спадет, и что море вернется в прежние границы?
— Через сколько же времени? — воскликнул Макс.
— В Библии сказано — через сто пятьдесят дней, — решилась сказать Ева.
— Рассказы о потопе в этом пункте противоречивы… Разве дни библейского сказания были действительно днями? Известно одно: при поднятии морского уровня после движения воды вперед, всегда следует движение назад… Это странно, — добавил он, — но я не думал, что теория Сюэса подтвердится с такой очевидностью. Я считал серию катаклизмов, прерывавших нить цивилизаций, законченной. Луи Андело судил правильно…
— О! Отец, не говорите, что мы проведем здесь сто пятьдесят дней! — взмолилась Ева.
— Нас может утешить то, — вмешался Губерт, — что этот потоп можно, по крайней мере, наблюдать и, как говорят философы, изучать методически и научно. Работа будет лучше выполнена, чем во времена Ноя! Делайте заметки, госпожа Женевьева!
Смех его умолк, не вызвав никакого сочувствия.
— Это медленное скопление вековых ценностей, весь людской гений… вся наука… погибшая цивилизация… смерть цивилизаций… — шептал ученый, охваченный своими мыслями.
Голос его дрогнул и умолк. Никто не нарушал молчания… Над их головами сверкало небо, усеянное звездами. А горный поток тянул свою вечную жалобу…
С самой зари Макс работал не покладая рук. Вместе с пастухом Игнацем, Инносантой и ее работником Франсуа, они целыми часами нагибались над водой, выуживая обломки, которые прибивало к скалам слабое движение воды. Всю эту тяжелую ношу надо было затем тащить по крутому спуску. Руки Макса были в крови. Но он работал для той, которую любил. Он думал о том, что среди всемирного крушения его любовь уцелела. И эта мысль его бодрила, возбуждая желание жизни. Днем, разбитый усталостью, он выпил молока из манерки Игнаца и сейчас же снова взялся за работу.