Новый придорожный аттракцион
Шрифт:
– Не могу сказать, что разделяю или принимаю чувства Аманды, какими бы альтруистическими они ни были, – произнес автор этих строк. – Однако в настоящий момент не вижу никакой альтернативы. Сам я пока еще не придумал плана, достойного того, чтобы изложить вам. А что скажешь ты, Плаки? Ты, похоже, уже что-то решил. Что ты предлагаешь сделать с Телом?
Перселл резко дернулся на деревянном стуле. Глаза его пылали – совсем как кончик только что выкуренной им сигары. Да, план действий у него точно уже имелся.
– Слушайте, что я собираюсь с ним сделать! Поместить его на первые полосы газет! Показать по всем телеканалам! По всем до единого! Замазать его морщины и снять для обложки «Лайфа»! Передать его изображение через спутники! Созвать акул пера со всего света, и чтобы они задавали нам свои вопросы! Представители прессы
– Прошу меня простить, но, как мне показалось, ты не желаешь сохранить эту историю в тайне. Верно? Ты хочешь, чтобы сообщение о Теле произвело в обществе сенсацию подобно взрыву бомбы. Так? Почему? Зачем? С какой целью? – Слова эти слетели с моих губ. А где-то на заднем фоне несколько собственных вопросов задал мой многострадальный голодный желудок.
– Причину понять несложно. Вообще-то причина здесь не одна. Причин много, и все они вполне доступны для понимания. Причина первая – сделать игру по возможности честной, восстановить в жизни элемент истины. Люди живут во лжи еще с самого начала иудео-христианской эры. Ложь извратила нашу науку, нашу философию, нашу экономику, наши общественные институты и наше простейшее повседневное существование: наш секс и наш отдых. Пока люди одурачены, пока их сознание занято утешительным христианским эскапистским суеверием, они лишены возможности открыть для себя – или заново открыть, как сказала бы Аманда, – кто они, каково их место в мироздании, в естественном устройстве матушки-природы. Я не знаю, что такое главная истина, черт возьми. Я даже не знаю, какова на вкус жизнь – сладкая или кислая. – Перселл улыбнулся Аманде, и та ответила ему застенчивой улыбкой. – Но я точно знаю, что вы не найдете истины, если начнете поиск с ложной посылки, а западная традиция, в своих лучших и худших проявлениях, всегда двигалась от ложной посылки христианской божественности. Тело, судьбу которого мы сейчас решаем, способно уничтожить ложь и дать человеку возможность начать все сначала, с ноты правды и реализма. Вот вам первая причина.
Бывший атлет, а ныне изгой, прочистил горло. Или это все-таки был желудок?
– Причина номер два, – произнес он. – Удар по истеблишменту. Это будет мощный удар по всяческим авторитетам!
– Ты имеешь в виду авторитет Церкви?
– Нет, дружище, я имею в виду авторитет власти. Светские власти сделали огромную ошибку, слишком тесно связав себя с христианством. Вся иудео-христианская система до мозга костей авторитарна. Это феодальная система, которую возглавляет Бог – или король, главный начальник. Это – идеальная организация для тех, кто жаден до власти, кто любит навязывать свою волю другим, для извращенцев, обожающих воздаяние и наказание, для властолюбцев. Чему ж тут удивляться, что она так долго существует и успешно функционирует.
– В древней религии начальников не было, – заметила Аманда.
– Не было, – согласился Плаки. – Как не было никаких начальников и в природе. Но ведь христианство основывается не на природе, а на политической модели. Еще во времена императора Константина начальники разглядели в христианстве превосходный фасад и с тех пор используют в своих интересах бедного Иисуса – чтобы опираться на него в бизнесе, чтобы отдавать приказы армиям, закабалять целые народы и манипулировать ими.
Упоминание куриной ножки вызвало в голодном желудке Перселла непроизвольное урчание. Мой желудок, пусть и не столь драматично, последовал его примеру.
– Ирония судьбы заключается в том, – продолжил Плаки, – что, насколько я понимаю, Иисус был радикалом, боровшимся за свободу и презиравшим любых властителей. Он награждал менял и торговцев пинками и всячески высмеивал книжников и фарисеев. Тем не менее – тем не менее –у него еще есть возможность снова высмеять их. Поскольку власть решила отождествить себя именно с Христом – или скорее с христианской ложью о Христе, – теперь нам представилась возможность исследовать происхождение этого мифа. В результате все разновидности власти – от папского престола до Белого дома и от Пентагона до последнего патрульного полицейского – ждут серьезные неприятности. Так что мы, ребята, можем весь мир перевернуть вверх тормашками!
Плаки расхохотался и принялся стучать кулаками по столу, отчего Тело, словно фрикаделька, вступившая в конфликт с законами тяготения, принялось подскакивать вверх-вниз.
Я испуганно покачал головой.
– Плаки, – мрачно произнес я, – мне не хотелось бы обвинять тебя в излишнем легкомыслии, ибо ты вполне весомо изложил свои доводы в пользу того, чтобы сообщить о Теле всему миру. Более того, доводы твои достаточно убедительны. В первом из них содержится много морального идеализма и, скажем так, не меньше поэтической справедливости во втором. Однако в конечном итоге я должен буду отвергнуть предложение о грандиозной пресс-конференции, потому что, знаешь, Плаки, по-моему, ты упустил кое-какие крайне серьезные последствия такого действия.
Улыбка слетела с лица Перселла так же поспешно, как слетает испуганный голубь с конной статуи Ральфа Уильямса в Лос-Анджелесе.
Он зажег очередную сигару и жестом попросил меня продолжить.
– Поправь меня, если я ошибаюсь. Насколько я тебя понял, ты собрался воспользоваться Телом, чтобы положить конец христианству, религии, которая во многом искажает учение самого Христа, а в худших своих проявлениях представляет собой авторитарную систему, которая ограничивает человеческую свободу и подавляет человеческий дух.
– Верно, старик, ты почти в точку попал. Именно так я и думаю.
– Давай, Плаки, начнем с того, что христианство уже само давно и медленно умирает, причем собственной смертью. Большая часть его жизненной энергии давно мертва. Мы с вами живем во время грандиозного философского и психологического сдвига, в редкую эпоху революционного взрыва, ускоренного целым рядом технологических открытий, как я уже объяснял Аманде. А когда эта изменчивая эпоха завершится – если, конечно, не приведет нас к самоуничтожению, – мы обнаружим для себя, что многие теории и доктрины неузнаваемо изменились или прекратили свое существование. Одной из главных жертв теперешнего сдвига, несомненно, будет христианство. Оно просто слишком неэффективно (на духовном уровне) и слишком противоречиво (на интеллектуальном уровне) для того, чтобы выжить. Поэтому, навязывая публике знание о невоскресшем Христе, ты лишь ускоришь умирание христианства, которое уже происходит в силу естественных процессов. Это будет равносильно тому, как если бы ты решил расстрелять из базуки человека, неизлечимо больного раком.
– Чем больше, тем лучше, – отозвался Перселл. – Зачем тянуть? Все, чем мы можем ускорить это медленное умирание, позволит покончить со старыми, авторитарными, антигуманными обычаями. Не в этом ли наш долг? Черт возьми, ребята, ведь именно поэтому я и приторговываю наркотиками. Я занимаюсь этим не для того, чтобы зашибать бабки, я продаю людям новый взгляд в глубь собственного сознания, дарю им могучую энергию, которая поможет им открыть новые измерения своего существования. Я пытался помочь им изменить окружающий мир. Причем изменить его к лучшему. Это лишь часть моего мировоззрения.